После войны. История Европы с 1945 года

Вряд ли можно было говорить о наказании немцев только за то, что они были нацистами, несмотря на Нюрнбергское заключение о том, что нацистская партия была преступной организацией. Цифры были слишком велики, а аргументы против коллективной вины слишком убедительны. Во всяком случае, было неясно, что может последовать из признания многих миллионов людей виновными таким образом. Однако ответственность нацистских лидеров была ясна, и не было никаких сомнений в их вероятной судьбе. По словам Телфорда Тейлора, одного из американских прокуроров в Нюрнберге и главного обвинителя на последующих судебных процессах: «Слишком много людей считали, что они были несправедливо обижены лидерами Третьего рейха, и хотели, чтобы приговор на этот счет был вынесен».

Изначально суды над немецкими военными преступниками апеллировали не только к справедливости, но и к воспитанию. Главный Нюрнбергский процесс дважды в день транслировался по немецкому радио, и собранные на нем доказательства должны были быть развернуты в школах, кинотеатрах и центрах перевоспитания по всей стране. Однако показательные результаты процессов были не всегда очевидны. В начале серии судебных процессов над командирами и охранниками концлагерей многие вообще избежали наказания. Их адвокаты использовали англо-американскую систему состязательного правосудия в своих интересах, допрашивая и унижая свидетелей и выживших в лагере. Во время процесса в Люнебурге над работниками лагеря в Берген-Бельзен (с 17 сентября по 17 ноября 1945 года) британские адвокаты достигли определенного успеха, доказав, что их подзащитные лишь выполняли (нацистские) законы: 15 из 45 подсудимых оправдали.

Таким образом, трудно понять, в какой степени судебные процессы над нацистами способствовали политическому и моральному перевоспитанию Германии и немцев. Бесспорно, многие возмущались тем, что это было «правосудие победителей» — а именно так и было. Однако одновременно это были реальные процессы над реальными преступниками за несомненно криминальные поступки, и они устанавливали прецедент чрезвычайной важности для будущей международной юриспруденции. Во время процессов и расследований 1945-1948 годов (когда Комиссию ООН по военным преступлениям распустили) было оглашено чрезвычайное количество письменных и устных свидетельств (в частности тех, которые касались немецких планов по истреблению европейских евреев) — именно тогда, когда немцам, да и не только им, больше всего хотелось все поскорее забыть. Они ясно дали понять, что преступления, совершенные отдельными лицами в идеологических или государственных целях, тем не менее являются ответственностью отдельных лиц и караются законом. Следование приказам не было защитой.

Впрочем, процессы над немецкими военными преступниками, проведенные союзниками, неизбежно имели два недостатка. Присутствие советских прокуроров и советских судей было истолковано многими комментаторами из Германии и Восточной Европы как свидетельство лицемерия. Поведение Красной Армии и советская практика на «освобожденных» ею землях не были секретом — более того, тогда они были, пожалуй, более известны и широко освещались, чем в последующие годы. А чистки и массовые убийства 1930-х годов были еще свежи в памяти многих. То, что советы судили нацистов — иногда за преступления, совершенные ими самими, — обесценивало Нюрнбергский и другие процессы и делало их исключительно проявлением антигерманской мести. По словам Джорджа Кеннана, «Единственный вывод, который могла дать эта процедура, заключался в том, что такие преступления были оправданы и простительны, когда они совершались лидерами одного правительства при одном наборе обстоятельств, но неоправданны и непростительны и должны быть наказаны смертью, когда они совершались другим правительством при другом наборе обстоятельств».

Советское присутствие в Нюрнберге была ценой, которую пришлось заплатить за военное союзничество и за выдающуюся роль Красной Армии в поражении Гитлера. Но второй недостаток судебных процессов был присущ самому характеру судебного процесса. Именно потому, что личная вина нацистского руководства, начиная с самого Гитлера, была так полно и тщательно установлена, многие немцы считали себя вправе верить, что остальная часть нации была невиновна, что в целом немецкий народ был такой же пассивной жертвой нацизма, как и все остальные. Преступления нацистов, возможно, и были «совершены во имя Германии» (цитируя бывшего канцлера Германии Гельмута Коля, выступившего полвека спустя), но было мало подлинного признания того, что они были совершены немцами.