После войны. История Европы с 1945 года

Американцы, в частности, хорошо знали об этом и немедленно инициировали программу перевоспитания и денацификации в своей зоне, целью которой было упразднить нацистскую партию, вырвать ее корни и посеять семена демократии и свободы в немецкой общественной жизни. Американскую армию в Германии сопровождало множество психологов и других специалистов, перед которыми была поставлена задача выяснить, почему немцы зашли так далеко. Британцы взялись за подобные проекты, хотя и с большим скептицизмом и меньшими ресурсами. Французы проявили к этому делу очень мало интереса. Советы, с другой стороны, первоначально были полностью согласны, и агрессивные меры денацификации были одним из немногих вопросов, в отношении которых Объединены оккупационные силы, по крайней мере, какое-то время имели консенсус.

Реальная проблема любой последовательной программы, направленной на искоренение нацизма из немецкой жизни, состояла в том, что она была просто неосуществима в условиях 1945 года. По словам американского военного командующего генерала Люциуса Клея, «наша главная административная проблема заключалась в том, чтобы найти достаточно компетентных немцев, которые не были тем или иным образом связаны с нацистским режимом».… Слишком часто казалось, что единственные, кто имеют соответствующую квалификацию, — это карьерные госслужащие, большинство из которых — более чем формальные участники (по нашему определению) деятельности Нацистской партии». Клей не преувеличивал. 8 мая 1945 года, когда война в Европе закончилась, в Германии насчитывалось 8 миллионов нацистов. В Бонне 102 из 112 врачей были членами партии. В разрушенном Кельне из 21 специалиста городского гидротехнического управления, чьи навыки были жизненно важны для восстановления систем водоснабжения и канализации и предотвращения болезней, 18 были нацистами. Гражданская администрация, здравоохранение, реконструкция городов и частное предпринимательство в послевоенной Германии неизбежно будут осуществляться такими людьми, хотя и под надзором союзников. Не могло быть и речи о том, чтобы просто исключить их из германских дел.

Впрочем, такие попытки были. В трех западных зонах оккупированной Германии, большую часть которых контролировали Соединенные Штаты, было заполнено 16 миллионов Fragebogen (анкет). Американская администрация внесла три с половиной миллиона немецких граждан (около четверти населения зоны) в список «подсудных случаев», хотя многие из них никогда не рассматривались местными трибуналами по денацификации, созданными в марте 1946 года под немецкой ответственностью, но под надзором союзников. Немецких граждан в обязательном порядке водили в концентрационные лагеря и заставляли смотреть фильмы, документирующие зверства нацистов. Нацистские учителя были уволены, библиотеки пополнены, газетная бумага и бумажные принадлежности взяты под прямой контроль союзников и переданы новым владельцам и редакторам, которые искренне исповедовали антинацистские взгляды.

И даже этим мероприятиям оказали значительное сопротивление. 5 мая 1946 года будущий канцлер Западной Германии Конрад Аденауэр выступил с публичной речью в Вуппертале против денацификации, требуя оставить «нацистских попутчиков» в покое. Два месяца спустя, выступая перед своим новообразованным Христианско-демократическим союзом, он сделал то же самое: денацификация длилась слишком долго и не приносила пользы. Беспокойство Аденауэра было искренним. Он считал, что травля немцев обвинениями в преступлениях нацистов — на судах, трибуналах или мероприятиях по перевоспитанию — скорее приведут к подъему национализма, чем обусловят искреннее раскаяние. Именно потому, что нацизм действительно имел такие глубокие корни в его стране, будущий канцлер счел более благоразумным позволить и даже поощрять молчание по этому вопросу.

Он не совсем ошибся. Немцы в 1940-х годах имели плохое представление о том, как их воспринимал остальной мир. Они не имели представления о том, что они и их лидеры сделали, и были больше озабочены своими собственными послевоенными трудностями — нехваткой продовольствия, жилья и тому подобным, — чем страданиями своих жертв по всей оккупированной Европе. Они действительно скорее были склонны видеть себя в роли жертвы, а следовательно считали суды и остальные обвинения в преступлениях нацизма местью союзников-победителей свергнутому режиму.[18]

За некоторыми благородными исключениями, немецкая послевоенная политическая и религиозная верхушка действительно никак не опровергала такое видение, а привычные лидеры страны — представители свободных профессий, юристы и госслужащие — были наиболее скомпрометированными.