После войны. История Европы с 1945 года

Таким образом, инициативу перехватили не украинские националисты, а сами коммунисты. Коммунисты в украинском Совете проголосовали 16 июля 1990 года за провозглашение украинского «суверенитета» и отстаивали право республики иметь свои собственные вооруженные силы и главенство своих собственных законов. И именно под руководством Леонида Кравчука — коммунистического аппаратчика и бывшего «секретаря по идеологическим вопросам» Украинской компартии — украинцы приняли участие во всесоюзном референдуме в марте 1991 года и заявили о своей неизменной поддержке федеративной системы, хотя и «обновленной» (по выражению Горбачева). Только в Западной Украине, когда избирателей спросили, предпочитают ли они полную независимость или суверенитет внутри федерации, украинских коммунистов разгромили те, кто стремится к полному разрыву с Москвой: за это проголосовали 88% населения. Это не прошло мимо внимания Кравчука и его однопартийцев, которые пристально наблюдали за тем, как развивается ситуация в стране.

В меньших западных советских республиках события развивались аналогично, а различия были продиктованы местными обстоятельствами. Беларусь, на севере от Украины, не имела подобной национальной идентичности и традиций. Призрачная независимая «Белорусская Народная Республика» 1918 года так и не получила международного признания, а многие из ее собственных граждан чувствовали большее сродство с Россией, Польшей или Литвой. После Второй мировой войны и присоединения к Беларуси части Восточной Польши, в Белорусской Советской Социалистической Республике жили многочисленные русское, польское и украинское меньшинства. Сами белорусы, как самая крупная языковая общность в республике, не проявляли никакого желания или ожидания какого-либо суверенитета; а их страна, крайне зависимая от России, не могла и надеяться на то, чтобы обеспечить подлинную независимость.

Беларусь, бедный заболоченный регион, более приспособленный к скотоводству, чем к масштабному земледелию, опустошила война. Его самым существенным вкладом в послевоенную советскую экономику были химикаты и лен, а также ее стратегическое расположение на пути основных газопроводов и линий связи между Москвой и Балтийским морем. Ближе всего к движению за независимость было «Адраджэнне» («Возрождение»), организация, базирующаяся в столице Минске, которая возникла в 1989 году и тесно перекликалась с украинским Рухом. В Беларуси, как и в Украине, на советских выборах 1990 года коммунисты получили подавляющее большинство; а когда Верховная Рада Украины в июле 1990 года провозгласила страну «суверенной», ее северный сосед через две недели послушно последовал ее примеру. И в Минске, и в Киеве местная номенклатура действовала осторожно, выжидая изменений в Москве.

Советская Молдавия, зажатая между Украиной и Румынией, была другим и гораздо более интересным случаем.[445] Эту территорию — более известную в царские времена как «Бессарабия» — на протяжении века многократно перекраивали Россия и Румыния. Ее четыре с половиной миллиона населения были преимущественно молдаванами, но со значительными русским и украинским меньшинствами и весьма существенным количеством болгар, евреев, ромов и гагаузов (тюркоязычных православных, живших у Черного моря). В этом характерно имперском смешении народов большинство составляли румыноязычные; но при советской власти — чтобы лучше отделить их от соседних румын — граждане Молдавии были вынуждены писать на своем языке кириллицей и называть себя не румынами, а «молдаванами». Поэтому в этой стране с национальной идентичностью все было непросто. С одной стороны, значительная часть населения, особенно в столице Кишиневе, хорошо владела русским и считала себя советскими гражданами, с другой, связь с Румынией (на уровне истории и языка) служил мостиком в Европу и основой для ужесточения требований расширенной автономии.