После войны. История Европы с 1945 года

Когда в 1989 году появилось движение «Народный фронт», его главным стремлением было сделать румынский официальной языком республики — уступка, которую местные коммунистические власти предоставили в том же году. Были также некоторые подстрекательские дебаты, в основном спекулятивного характера и активно отвергаемые Бухарестом, о «воссоединении» Молдовы с самой Румынией. После выборов 1990 года, на которых Народный фронт получил большинство голосов, новое правительство сначала изменило название республики с Молдавской Советской Социалистической Республики на «Советскую Социалистическую Республику Молдова» (позже просто «Республика Молдова»), а затем, в июне, провозгласило свой суверенитет. Эти, в значительной степени символические, шаги вызвали растущую тревогу и разговоры о превентивном сепаратизме среди русскоязычных, а также среди крошечной гагаузской общины. После референдума об автономии осенью 1990 года коммунистическое руководство в Тирасполе — главном городе восточной Молдовы, на другом берегу Днестра, где русские и украинцы составляли местное большинство, — провозгласило Приднестровскую Автономную Советскую Социалистическую Республику, по примеру аналогичной «автономной» Гагаузской Советской Социалистической Республики на юго-востоке. Учитывая, что гагаузов насчитывается не более 160 000 и что «Приднестровье» представляет собой клочок земли в форме банана площадью всего 4000 квадратных километров с населением менее 500 000 человек, появление таких «автономных республик» может показаться безумием, доведением до абсурда «придуманных традиций» и «воображаемых наций». Но в то время как, гагаузская республика ограничилась провозглашением своего существования (будущее Молдавское государство мирно реинтегрировало ее, с правом выхода, если Молдова когда-нибудь «вернется» в состав Румынии), приднестровская «независимость» опиралась на присутствие советской (позже российской) 14-й армии, которая помогла своим подзащитным отразить первые попытки Молдовы вернуть эту территорию.

В условиях все более неопределенных настроений того времени, советские (а затем и российские) власти отнюдь не отказывались оказывать покровительство микрогосударству, которое по необходимости было лояльно Москве, полностью зависело от доброй воли России, и правителями которого были местные коммунистические сатрапы, захватившие контроль над территорией и в короткие сроки превратившие ее в убежище для контрабандистов и отмывателей денег. Из Приднестровья в Молдову поступало 90% электроэнергии, поэтому новые правители даже имели в своем распоряжении что-то вроде легального экономического рычага воздействия на Кишинев.

Приднестровская независимость не была признана ни Молдовой, ни кем-либо другим: даже Москва никогда не заходила так далеко, чтобы придать отделившемуся региону официальную легитимность. Но раскол в крошечной Молдове предвещал более серьезные неприятности, которые произойдут в нескольких сотнях километров дальше на восток, на Кавказе. Там давние противоречия между армянами и азербайджанцами, осложненные, в частности, присутствием в Азербайджане значительного армянского меньшинства в районе Нагорного Карабаха, уже привели в 1988 году к ожесточенным столкновениям как друг с другом, так и с советскими войсками, приведшим к сотням жертв. В январе 1990 года в Баку, столице Азербайджана, столкновения возобновились[446].

В соседней Грузии двадцать демонстрантов были застрелены во время столкновений в столице Тбилиси между националистами и солдатами в апреле 1989 года, когда возросла напряженность между толпами, требующими выхода из Союза, и властями, все еще приверженными его сохранению. Но Советская Грузия, как и соседние советские республики Армения и Азербайджан, была слишком географически уязвима и этнически сложна, чтобы быть в состоянии хладнокровно размышлять об опасностях, которые должны сопровождать распад Советского Союза. Соответственно, местная власть решила действовать на опережение, и коммунистические партии, находившиеся у власти, перекрасились в движение за государственную независимость, а региональные партийные лидеры — самым известным из которых был Эдуард Шеварднадзе из Грузии — приготовились подхватить власть, как только она станет бесхозной.

К весне 1991 года все на периферии ждали, что произойдет в центре. Ключом, конечно, была сама Россия — доминирующая республика Союза, с половиной населения страны, тремя пятыми ее валового национального продукта и тремя четвертями всей ее территории. В определенном смысле страны «России» как таковой не существовало: на протяжении веков она была империей, будь то в реальности или в стремлении. Разбросанная по одиннадцати часовым поясам и охватывающая десятки разных народов, «Россия» всегда была слишком большой, чтобы ограничиваться одной идентичностью или общей целью.[447]