После войны. История Европы с 1945 года

В следующем месяце, 12 июля, Верховный Совет СССР проголосовал за новый Союз: децентрализованный и допускающий значительную свободу действий для несогласных государств-членов. Вместе с всенародным избранием теперь уже открыто антикоммунистического Ельцина, это окончательно склонило чашу весов. Партийные консерваторы были в отчаянии, а группа высокопоставленных лиц, включая премьер-министра, министра обороны, министра внутренних дел и председателя КГБ Владимира Крючкова — начала готовить переворот. То, что что-то такое готовилось, в Москве было уже всем известной тайной — еще 20 июня посол США даже предупредил Горбачева о мятеже, но напрасно.

Сам путч был приурочен к ежегодным каникулам Горбачева в Крыму; Никита Хрущев, последний глава партии, которого отстранили силой, также отдыхал на юге Союза, когда его московские соратники устроили его внезапное свержение. Таким образом, заговорщики 1991 года беззастенчиво воспользовались старой советской практикой. 17 августа Горбачева попросили о согласии передать свои президентские полномочия «государственному комитету по чрезвычайному положению». Когда он отказался, чрезвычайный комитет 19 августа объявил, что президент «по состоянию здоровья» не может выполнять своих полномочий, и поэтому власть в полном объеме принимает комитет. Советский вице-президент Геннадий Янаев подписал указ, которым устранял Горбачева от власти, после чего на полгода было объявлено «чрезвычайное положение».

Но, хотя Горбачев был беспомощен, и фактически был пленником на своей черноморской вилле на южном мысу Крыма, заговорщикам было не намного лучше. Во-первых, сам факт того, что им пришлось объявить чрезвычайное положение только для того, чтобы заменить одного коммунистического лидера другим, продемонстрировал, насколько далеко зашел развал традиционных структур Советского Союза. Заговорщики не пользовались единодушной поддержкой своих собственных ведомств — принципиально важно, что большинство старших офицеров КГБ отказались поддержать Крючкова. И хотя не было никаких сомнений в том, против чего выступали заговорщики они так и не смогли четко объяснить, за что они боролись. Кроме того, заговорщики выглядели пародией на все огрехи советского прошлого: они были седыми стариками брежневских времен, говорили медленно и бессвязно и не чувствовали изменений в стране, часы которой неуклюже пытались перевести на тридцать лет назад. В прошлом, когда такие мужи плели интриги в Кремле, то были спрятаны от глаз общественности, а когда выходили на люди, на них можно было смотреть лишь издали во время официальных мероприятий. Однако теперь, чтобы объяснять и отстаивать свои действия, они должны были появляться на телевидении и общаться с прессой, а общественность получила достаточно возможностей вблизи разглядеть лица официального социализма во всем его маразме.

Тем временем Борис Ельцин воспользовался моментом. Его популярность еще более возросла после личной встречи с Джорджем Бушем во время визита американского президента в СССР всего за три недели до этого. Теперь, 19 августа, он публично объявил, что кремлевская рокировка была незаконным государственным переворотом, и поставил себя во главе сопротивления, раздавая указания из своего кабинета в российском парламенте и призывая людей, что собрались под его стенами, защищать демократию против танков. В то же время перед объективами иностранных СМИ, которые съехались в столицу, Ельцин проводил длительные беседы и переговоры с мировыми лидерами: все, кроме одного, заверили его в полной официальной поддержке и старательно воздерживались от любого признания мятежников, которые оказывались во все большей изоляции.[450]

Сопротивление было не просто формальностью: в ночь на 21 августа трое демонстрантов погибли во время столкновений с военными. Но у руководителей переворота, которые потеряли общественную поддержку, начали сдавать нервы. Они не имели широкой поддержки внутри вооруженных сил, чтобы установить контроль над страной, а с каждым часом противостояния на улицах Москвы и Ленинграда они теряли свой главный ресурс — страх. Вместо того чтобы испугаться событий в Кремле, демократы и националисты осмелели: 20 августа, в разгар неопределенности, Эстония провозгласила независимость, а на следующий день — Латвия. 21 августа один из лидеров переворота, Борис Пуго (министр внутренних дел и бывший глава латвийского КГБ), совершил самоубийство; по приказу Ельцина, его сообщников арестовали. В тот же день измученный и встревоженный Горбачев был доставлен самолетом обратно в Москву.