После войны. История Европы с 1945 года

И не только они. Когда президент Джордж Буш 1августа 1991 года прибыл в Киев с визитом, то публично и настойчиво посоветовал украинцам оставаться в Советском Союзе. «Некоторые, — заявил он, — призывают Соединенные Штаты выбирать между поддержкой президента Горбачева и поддержкой новых лидеров по всему СССР, которые стремятся к независимости. Я думаю, что такая постановка вопроса неверна. Президент Горбачев совершил невероятные свершения... Мы будем поддерживать как можно более прочные отношения с советским правительством президента Горбачева». Такая довольно неуклюжая попытка поддержать советского президента, позиции которого все слабели, не была равносильна одобрению Советского Союза, но была опасно близка к этому. Публично высказанное предостережение американского президента является еще одним полезным напоминанием об ограниченной роли, которую играло США в этих событиях. Вопреки самодовольной риторике, которая распространилась в американской общественной истории, Вашингтон не «разрушил» коммунизм — коммунизм развалился сам. Между тем, если его украинская аудитория проигнорировала совет Буша и через несколько месяцев подавляющим большинством проголосовала за то, чтобы навсегда выйти из Союза, это произошло не из-за внезапного прилива патриотического энтузиазма. Независимость в Украине, или Молдове, или даже Грузии была связана не столько с самоопределением, сколько с самосохранением — как оказалось, с надежной основой для создания государства, но шатким фундаментом для демократии.

Ничто в жизни Советского Союза не было таким логичным, как его конец. Примерно то же можно было сказать о распаде Чехословакии, «бархатном разводе» между словаками и чехами, который мирно и полюбовно завершился 1 января 1993 года. На первый взгляд это может показаться хрестоматийным примером естественного всплеска этнических настроений в вакууме, оставленном коммунизмом: «возвращение истории» в форме национального пробуждения. И именно так эти события обычно и подают многие из участников. Но при ближайшем рассмотрении становится понятно, что разделение Чехословакии на два отдельных государства — Словакию и Чешскую Республику — опять же свидетельствует об ограниченности такой интерпретации.

Конечно, не было недостатка в «истории», к которой можно было обратиться. Чехи и словаки, какими бы неразличимыми они ни казались не посвященным в тонкости посторонним, имели заметно различающееся прошлое. Богемия и Моравия — исторические территории, из которых состоит чешский край, — могли похвастаться не только выдающимся прошлым эпохи Средневековья и Возрождения в сердце Священной Римской империи, но и выдающейся ролью в индустриализации Центральной Европы. В пределах австрийской части Габсбургской империи чехи имели большую автономию и были явно побогаче. Их главный город Прага, одна из жемчужин континента, по состоянию на 1914 год была важным центром модернизма в изобразительном искусстве и литературе.

Зато словаки мало чем могли похвастаться. Веками они находились под властью Будапешта и не имели какой-то внятной национальной истории: в венгерской части империи их считали не «словаками», а крестьянами — населением Северной Венгрии, которое говорило на славянском языке. Городскими жителями словацкого региона были преимущественно немцы, венгры или евреи. Не случайно самый большой город на той территории, невзрачная агломерация на Дунае в нескольких километрах к востоку от Вены, был по-разному известен как Прессбург (для немецкоязычных австрийцев) или Пожонь (для венгров). Только когда в 1918 году Чехословакия получила независимость, включив в себя и словаков (без особого с их стороны желания), город стал вторым в новом государстве и получил название Братислава.

Межвоенная Республика Чехословакия была демократической и либеральной по региональным стандартам, но ее централизованные институты покровительствовали чехам, которые занимали почти все позиции власти и влияния. Словакия была всего лишь провинцией, к тому же бедной и довольно неблагополучной. Тот же самый импульс, который заставил многих из трех миллионов немецкоязычных граждан страны прислушаться к пронацистским сепаратистам, заставил определенное число из двух с половиной миллионов словаков Чехословакии с сочувствием смотреть на словацких популистов, требующих автономии и даже независимости.

В марте 1939 года, когда Гитлер включил чешские регионы в «Протекторат Богемии и Моравии», было создано авторитарное, клерикалистское словацкое марионеточное государство во главе с отцом Йозефом Тисо. Таким образом, первое в истории независимое государство Словакия возникло по воле Гитлера над трупом Чехословацкой Республики.