После войны. История Европы с 1945 года

На самом деле «этнические» границы внутри Югославии никогда не были очень четко очерчены. Хорошей иллюстрацией могут служить языковые разногласия. Албанцы и словенцы говорят на разных языках. Македонцы — на македонском (то есть болгарском с незначительными отличиями). Но разница между «сербской» и «хорватской» разновидностью «сербохорватского», на котором говорит абсолютное большинство населения, была и остаются очень незначительной. Сербы пользуются кириллицей, хорваты (и боснийцы) — латиницей; но, за исключением некоторых литературных и научных терминов, редких орфографических различий и разного произношения буквы «е», эти два «языка» тождественны.

Таким образом, «хорватский» язык, признанный в 1974 году официальным языком республики Хорватии — в соответствии с требованиями «Декларации о языке» 1967 года, составленной группой загребских интеллектуалов, — был прежде всего маркером идентичности: способом для хорватов выразить протест против подавления Тито всех проявлений национальной идентичности в его федерации. То же самое относилось и к одержимости некоторых сербских писателей сохранением или повторным утверждением «чистого» сербского языка. Пожалуй, можно справедливо констатировать, что, в отличие от традиционных диалектных различий в рамках единого национального языка, когда вариации местного употребления очень сильно отличаются, но образованные элиты скорее пользуются общей «правильной» формой, в бывшей Югославии именно народные массы на самом деле говорили на одном языке со взаимозаменяемыми формами, тогда как националистическое меньшинство пыталось выделяться, самовлюбленно подчеркивая мелкие разногласия.

Столь часто упоминаемые религиозные различия не меньше вводят в заблуждение. Различие между хорватами-католиками и православными сербами, например, имело гораздо большее значение в более ранние века — или во время Второй мировой войны, когда усташи в Загребе использовали католицизм как оружие как против сербов, так и против евреев.[457] К 1990-м годам религиозная практика в быстро растущих городах Югославии пошла на убыль, и только в сельской местности соответствие между религией и национальными чувствами все еще кое-что значило. Многие якобы мусульманские боснийцы были полностью секуляризованы — и в любом случае имели мало общего с мусульманскими албанцами (отнюдь не все албанцы были мусульманами, хотя этот факт в значительной степени оставался незамеченным их врагами). Поэтому в то время как старый османский обычай определять национальность по вероисповеданию, вне всякого сомнения, не прошел бесследно, в основном проявляясь в преувеличении роли православного христианства среди южных славян, на практике его применяли все реже.

Несмотря на то, что старшее поколение югославов оставался в плену многих древних предубеждений (будущий хорватский президент Франьо Туджман имел печально известные религиозные предубеждения и одинаково презирал мусульман, сербов и евреев), пожалуй, единственной группой, которая в недавние годы подвергалась дискриминации повсюду, было албанское меньшинство на юге: много словенцев, хорватов, сербов, македонцев и черногорцев осуждали их как преступников и бездельников. Эти настроения были наиболее сильными в Сербии.[458]

На это были разные причины. Количественно албанцы росли быстрее всех других национальностей страны. В 1931 году албанцы составляли лишь 3,6% населения Югославии, по состоянию на 1948 год их количество уже достигло 7,9% (благодаря послевоенной иммиграции из соседней Албании). К 1991 году, благодаря значительно более высокому уровню рождаемости (в одиннадцать раз выше, чем среди сербов или хорватов), в Югославии уже насчитывалось около 1 728 000 албанцев, которые составляли 16,6% от всего населения Сербии. Большинство албанских граждан Югославии жили в Сербии, в автономном крае Косово, где они составляли 82% местного населения и где им, безусловно, количественно уступали 194 тысячи сербов, хотя именно последние имели лучшую работу, жилье и другие социальные привилегии.

Для сербских националистов Косово имело историческое значение как последний бастион средневековой Сербии против турецкого нашествия и место исторического поражения на поле битвы в 1389 году. Поэтому некоторые сербские интеллектуалы считали местное албанское большинство демографической проблемой и историческим вызовом — особенно учитывая то, что оно напоминало о вытеснение сербов мусульманами в соседней Боснийской республике. Сербы, похоже, проигрывали до сих пор подчиненным меньшинствам, которые извлекли выгоду из строгого соблюдения Тито федерального равенства.[459] Косово, таким образом, было потенциально взрывоопасной проблемой по причинам, слабо связанным с «вековыми» балканскими распрями: как проницательно посоветовал Андре Мальро югославскому гостю во Франции еще в шестидесятых годах: «Косово — это ваш Алжир внутри Орлеана».