После войны. История Европы с 1945 года

Сторонники Муссолини во Франции и Великобритании до 1940 года завидовали его успехам в преодолении экономических трудностей Италии с помощью государственного планирования и создания зонтичных структур для целых секторов экономики. Альберт Шпеер, администратор гитлеровского Нового порядка, пользовался за границей большим уважением за свою программу экономического управления и регуляции. В сентябре 1943 года Шпеер и Жан Бишелон, министр промышленного производства Виши, разработали систему снижения тарифов, основанную на межвоенных «плановых» идеях, которые тесно предвосхитили европейские торговые отношения и франко-германскую экономическую координацию в последующие годы. В «Молодой Европе», клубе, основанном в 1933 году для молодых мыслителей и политиков, стремящихся задать новое направление в политике, будущий бельгийский государственный деятель и еврофил Поль-Анри Спаак обменялся идеями об усилении роли государства с аналогично мыслящими современниками со всего континента, включая Отто Абеца, будущего нацистского администратора Парижа военного времени.

Короче говоря, «планирование» имело сложную историю. Многие из его сторонников получили свой первый опыт в качестве государственных служащих и бизнес-администраторов в условиях оккупационных режимов военного времени — во Франции, Италии, Бельгии и Чехословакии, не говоря уже о Германии и Италии. Британия не была оккупирована, но и там война приучила британцев к до сих пор довольно абстрактному понятию государственного «планирования». Действительно, в Британии именно война поставила правительство в центр экономической жизни. Закон о чрезвычайных полномочиях, принятый в мае 1940 года, разрешал правительству поручать любому человеку делать что-либо в национальных интересах, контролировать любую собственность и использовать любое промышленное предприятие для любых национальных целей. По словам Кеннета Харриса, биографа Клемента Эттли, британского послевоенного лейбористского лидера: «Национальное планирование и национальная собственность, которые в период 1945-51 годов казались результатом лейбористского правительства, претворяющего в жизнь социалистические принципы, были в значительной степени наследием государства, организованного для ведения тотальной войны».

Фашизм и война были, таким образом, мостом, связывающим неортодоксальные, маргинальные и часто противоречивые понятия экономического планирования с основной послевоенной экономической политикой. Однако скомпрометированное прошлое почти не снижало привлекательности планирования: несмотря связи с ультраправыми, ультралевыми, оккупацией или войной, планирование совершенно точно не соотносили с дискредитированной политикой межвоенного периода, что как раз истолковано в его пользу. Планирование скорее связывали с доверием к государству. Во многих странах это отражало вполне обоснованное понимание, усиленное опытом войны, что в отсутствие какого-либо другого органа регулирования или распределения только государство теперь стоит между индивидом и нуждой. Но энтузиазм того времени относительно государственного вмешательства в экономику был продиктован не только отчаянием или собственными интересами. Тогдашние настроения удачно подытожил в своей концепции Клемент Эттли, британский лидер лейбористов, чья партия победила консерваторов Черчилля по результатам решающих выборов в 1945 году: теперь нужны были «хорошо спланированные, хорошо построенные города, парки и игровые поля, дома и школы, фабрики и магазины».

Люди сильно верили в возможность (а не обязанность) государства решать масштабные проблемы путем мобилизации и направления людей и ресурсов ради общего блага. Очевидно, такой взгляд на вещи был особенно привлекателен для социалистов, но идея о том, что хорошо спланированная экономика означает более богатое, справедливое и лучше регулируемое общество, была подхвачена очень широким кругом избирателей, включая христианско-демократические партии, которые тогда получили известность по всей Западной Европе. Английский историк Алан Джон Персиваль Тейлор сказал слушателям Би-би-си в ноябре 1945 года, что «никто в Европе не верит в американский образ жизни — то есть частное предпринимательство; или, скорее, те, кто верит в него, являются побежденной партией, у которой, кажется, не больше будущего, чем у якобитов в Англии после 1688 года». Тейлор, как всегда, преувеличивал, он был неправ в долгосрочной перспективе (но кто не ошибается?), И он, возможно, был бы удивлен, узнав о плановом энтузиазме многих новых Дилеров, известных в современной американской администрации Германии. Но в то время он был в целом прав.