Тем временем в январе 1993 года отдельная гражданская война началась между боснийскими хорватами и мусульманами, поскольку некоторые хорваты пытались отвоевать эфемерное государство в регионе Герцеговина, где они преобладали этнически. И, наконец, после того, как эти конфликты были прекращены (хотя и не раньше, чем хорватско-сербская война вспыхнула вновь в 1995 году, когда Загребу удалось отвоевать обратно Краину, которую за три года до того захватили сербские силы), началась война за Косово: Милошевич, который, по сути, везде проиграл, вернулся в Косово, и только беспрецедентное нападение сил НАТО на саму Сербию весной 1999 года остановило его от уничтожения или выселения всего албанского населения.
В каждом из этих конфликтов присутствовала как внутренняя динамика, так и постороннее вмешательство. Как мы видели, независимость Словении и Хорватии была обусловлена хорошо обоснованными внутренними соображениями. Но именно поспешное признание Германией, а затем и Европейским сообществом двух новых государств подтвердило их официальное существование как для друзей, так и для врагов. Поскольку независимая Хорватия теперь была реальностью, истерическая пропаганда на радио и телеканалах Белграда начала накручивать страхи сербского населения нового государства, порождая воспоминания о военных расправах и призывая сербов брать в руки оружие против соседей-«усташей».
В Боснии, где сербы присутствовали в гораздо большем количестве, перспектива независимой Боснии с хорватско-мусульманским большинством вызывала аналогичные опасения. Была ли независимость Боснии неизбежной, остается неясным: это была наиболее интегрированная из довоенных республик, которая больше всего потеряла бы от любого шага по насильственному разделению составляющих ее общин, которые были разбросаны как лоскутное одеяло по всей ее территории. До прихода Милошевича к власти ни одно из ее этнических или религиозных меньшинств не проявляло устойчивого стремления к институциональному обособлению. Но как только его северные соседи отделились, вопрос стал открытым.
После 1991 года боснийские хорваты и мусульмане не имели другого выбора, кроме как выбрать независимость, а не статус подчиненных в том, что оставалось от Югославии Милошевича; поэтому во время референдума в конце февраля 1992 года они так и проголосовали. Впрочем, боснийские сербы, которых уже несколько месяцев обрабатывал Белград не только в вопросе убийства усташей, но и в отношении будущего мусульманского джихада, по не менее понятным причинам были склонны к союзу с Сербией или по крайней мере созданию своего собственного автономного региона, в противовес статуса меньшинства в мусульманско-хорватской державе, которой руководили бы из Сараева. Как только Босния (или скорее ее мусульманские и хорватские лидеры, ведь сербы бойкотировали референдум и парламентское голосование) провозгласила независимость в марте 1992 года, ее судьба была решена. В следующем месяце лидеры боснийских сербов заявили о создании Республики Сербской, а югославская армия вошла, чтобы помочь им защитить эту территорию и «очистить» ее.
Сербско-хорватские и сербско-боснийские войны нанесли ужасный урон их народам. Хотя первоначально между более или менее регулярными армиями велись некоторые боевые действия, особенно в таких стратегических городах, как Сараево или Вуковар и вокруг них, большая часть боевых действий велась нерегулярными войсками, в частности сербскими нерегулярными войсками. Они были никем иным, как бандами головорезов и преступников, вооруженных Белградом и возглавляемых или профессиональными бандитами вроде «Аркана» (Желько Ражнатовича), который со своей «Сербской добровольческой гвардией» истребил сотни людей в восточных районах Хорватии и Боснии, или же бывшими югославскими армейскими офицерами вроде подполковника Ратко Младича (которого американский дипломат Ричард Холбрук назвал «харизматичным убийцей»), который с 1992 года возглавлял силы боснийских сербов и помог осуществить первые нападения на хорватских деревенских жителей, которые жили в преимущественно сербских поселениях в Краине.
Главной стратегической целью было не столько поражение противостоящих сил, сколько изгнание несербских граждан из их домов, земель и предприятий на территориях, на которые претендовали сербы.[460]
Такой «этнической чисткой» — новый термин для очень старой практики — занимались все стороны, но сербские силы были далеко впереди остальных по масштабам этого преступления. В дополнение к тем, кто был убит (по оценкам, 300 000 человек к концу боснийской войны), миллионы были вынуждены покинуть страну. За период с 1988 по 1992 год число обращений в Европейское сообщество с просьбой о предоставлении убежища выросло более чем в три раза: только в 1991 году Германия столкнулась с просьбами о предоставлении убежища от 256 000 беженцев. В первый год войн в Хорватии и Боснии 3 миллиона человек из Югославии (каждый восьмой из довоенного населения) искали убежища за рубежом.