Таким образом, формально Босния пережила гражданскую войну. Но последствия террора и изгнания не могли быть отменены. Большинство изгнанных из своих домов (прежде всего мусульмане) так и не вернулись, несмотря на заверения и поддержку местных и международных властей. На самом деле «чистки» продолжались: на этот раз им подлежали сербы. Загреб целенаправленно выселял их с недавно отвоеванной Краины, а собственное вооруженное ополчение заставляло их покидать свои дома в Сараево и других городах и переселяться туда, где преобладали сербы. Но в целом мир был сохранен, и Босния была объединена контингентом НАТО численностью 60 000 человек, действующим в качестве Сил по осуществлению IFOR (позже Сил по стабилизации SFOR), и гражданским Верховным представителем, уполномоченным управлять страной до тех пор, пока она не сможет взять на себя ответственность за свои собственные дела.[463]
И Высокий представитель, и международные войска до сих пор в Боснии и на время написания этой книги (через десять лет после Дейтона) продолжают присматривать за ее делами, что свидетельствует о плачевном состоянии страны после войны и о дальнейшем враждебном отношении и отсутствие сотрудничества между тремя общинами.[464]
В Боснии появилось множество международных учреждений: правительственных, межправительственных и неправительственных. Действительно, боснийская экономика после 1995 года почти полностью зависела от присутствия и расходов этих учреждений. По оценкам Всемирного банка от января 1996 года, для восстановления Боснии потребуется 5,1 миллиарда долларов в течение трех лет. Этот прогноз оказался невероятно оптимистичным.Как только боснийская война закончилась и появились различные международные агентства, призванные помочь обеспечить мир, международный интерес пошел на убыль. Европейский Союз, как всегда, был занят собственными институциональными проблемами; внимание Клинтона было приковано к другим вещам: сперва — в национальной предвыборной кампании, а затем — к расширению НАТО и нестабильности в ельцинской России. Но даже несмотря на то, что Словения, Хорватия и Босния теперь якобы были независимыми государствами, югославская проблема не была решена. Слободан Милошевич все еще контролировал то, что осталось от его страны, и проблема, благодаря которой он пришел к власти в первую очередь, вот-вот должна была взорваться.
Сербские албанцы продолжали страдать от дискриминации и репрессий — теперь, когда международное сообщество направила свое внимание на кризис, что проходил севернее, они стали более уязвимыми, чем когда-либо. После Дейтона позиции Милошевича в мире определенно улучшились: хоть ему и не удалось избавиться от всех санкций (именно ради этого он так активно сотрудничал с американцами в их стремлении установить мир в Боснии), Югославия вышла из изоляции, в которой находилась ранее. Поэтому после ряда личных поражений и критики сербских политиков-националистов в Белграде, которые критиковали его за компромиссы с «врагами» Сербии, Милошевич вернулся к вопросу Косово.
К весне 1997 года Элизабет Рен, специальный докладчик ООН по правам человека, уже предупреждала о надвигающейся катастрофе в крае Косово, поскольку Белград подавил тамошнее албанское большинство, отклонив все требования о местной автономии и лишив местное население даже минимального институционального представительства. Игнорируя беспомощное умеренное руководство Ибрагима Руговы, молодое поколение албанцев — вооруженное и поощряемое соседней Албанией — отказалось от ненасильственного сопротивления и все чаще пополняло ряды Армии освобождения Косово (АОК). Возникшая в Македонии в 1992 году, ОАК была готова к вооруженной борьбе за независимость Косово (и, возможно, к союзу с Албанией). Ее тактика, состоящая в основном из партизанских нападений на изолированные полицейские участки, дала Милошевичу возможность осудить все албанское сопротивление как «террористическое» и санкционировать чрезвычайно жесткую операцию. В марте 1998 года, после того как сербские силы, вооруженные минометами и поддерживаемые боевыми вертолетами, убили и ранили десятки людей в ходе массовых убийств в Дренице и других албанских деревнях, международное сообщество наконец откликнулось на мольбы Руговы и и начало следить за ситуацией более пристально. Но когда и США, и ЕС заявили о том, что они «потрясены жестокостью полиции в Косово», Милошевич с вызовом ответил, что «терроризм, направленный на то, чтобы вынести проблему на международный уровень, больше всего навредит тем, кто прибегает к таким средствам».