Во-первых, эти партии — особенно Христианско-демократический союз (ХДС) в Западной Германии, Христианские демократы (ХД) в Италии и Народное республиканское движение (НРД) во Франции — теперь обладали почти монопольным правом на голоса католиков. В Европе 1945 года это все еще имело важное значение: католики были и до сих пор очень консервативны, особенно в отношении социальных вопросов и в регионах с большим количеством активных прихожан. Традиционные католики в Италии, Франции, Бельгии, Нидерландах, южной и западной Германии редко голосовали за социалистов и почти никогда за коммунистов. Но, и это было особенностью послевоенной эпохи, даже консервативным католикам во многих странах часто не оставалось иного выбора, кроме как голосовать за христианских демократов, несмотря на реформистский уклон иx политики, потому что традиционные правые партии либо находились в тени, либо были вовсе запрещены. Даже некатолические консерваторы все чаще обращались к христианским демократам как к барьеру для «марксистских» левых.
Во-вторых, по схожим причинам христианские демократические партии активно поддерживали женщины — во Франции в 1952 году две трети ревностных католичек проголосовали за НРД. Несомненно, на их решение повлияли церковные проповеди. Однако христианско-демократические партии в значительной степени пользовались популярностью среди женщин за свои программы. В отличие от постоянного мятежного подтекста, имеющегося даже в наиболее одомашненной риторике социалистов и коммунистов, ведущие христианские демократы — Морис Шуман и Жорж Бидо во Франции, Альчиде де Гаспери в Италии и Конрад Аденауэр в Федеративной Республике — всегда делали упор на примирении и стабильности.
Христианская демократия избегала классовых призывов и делала упор на социальные и моральные реформы. В частности, она настаивала на важности семьи — собственно христианской темы, имеющей значительные политические последствия в то время, когда потребности неполных, бездомных и обездоленных семей никогда не были так велики. Таким образом, христианско-демократические партии оказались в идеальном положении, чтобы извлечь выгоду практически из всех аспектов послевоенного состояния: стремления к стабильности и безопасности, ожидания обновления, отсутствия традиционных правых альтернатив и ожиданий, возлагаемых на государство, — ибо в отличие от традиционных католических политиков более раннего поколения, лидеры христианско-демократических партий и их более радикальные молодые последователи не имели никаких запретов на использование государственной власти для достижения своих целей. Во всяком случае, христианские демократы первых послевоенных лет видели в своих главных противниках либералов свободного рынка, а не коллективистских левых, и стремились продемонстрировать, что современное государство может быть адаптировано к несоциалистическим формам благотворительного вмешательства.
Как следствие, в Италии и Западной Германии христианско-демократические партии обеспечили себе (при некоторой американской помощи) почти монополию политической власти на долгие годы. Во Франции — из-за разрушительных последствий двух колониальных войн, за которыми в 1958 году последовало возвращение де Голля к власти — MRP[20]
действовала гораздо менее успешно. Но даже там она оставалась арбитром власти до середины пятидесятых годов, имея неоспоримые права на некоторые ключевые министерства (в частности, иностранных дел). Католические партии христианско-демократического толка осуществляли непрерывную власть в странах Бенилюкса на протяжении более чем одного поколения, в Австрии до 1970 года.Лидеры христианских демократических партий, как и британский Уинстон Черчилль, были людьми более раннего времени: Конрад Аденауэр родился в 1876 году, Альчиде де Гаспери пять лет спустя, сам Черчилль в 1874 году. Это был не просто совпадение или наблюдения заинтересованного биографа. К 1945 году многие страны континентальной Европы потеряли два поколения потенциальных лидеров: первое поколение полегло или получили ранения в Первой мировой войне, второе — стало жертвой фашистской соблазна или погибли от рук нацистов и их сторонников. Этот недостаток проявился в общем довольно посредственном качестве молодых политиков в эти годы — Пальмиро Тольятти (который провел большую часть предыдущих двадцати лет в качестве политического агента в Москве) был исключением. Особой привлекательностью Л. Блюма, вернувшегося к общественной жизни во Франции после заключения в Дахау и Бухенвальде, был не только его героизм, но и возраст (он родился в 1872 году).