После войны. История Европы с 1945 года

Почему европейцы были готовы платить так много за страхование и другое социальное обеспечение в то время, когда жизнь все еще была по-настоящему тяжелой, а материальная нехватка была повсеместной? Первая причина заключается в том, что именно потому, что времена были трудными, послевоенные системы социального обеспечения были гарантией определенного минимума справедливости. Это была не та духовная и социальная революция, о которой мечтали многие участники Сопротивления военного времени, но это был первый шаг от безнадежности и цинизма довоенных лет.

Во-вторых, социальные государства Западной Европы не имели политических противоречий. В целом все они осуществляли общественное перераспределение (одни — больше, другие — меньше), но не делали это радикально — не «выжимали деньги из богатых». Напротив: хотя наибольшие непосредственные преимущества ощущали бедняки, в далекой перспективе по-настоящему выигрывал средний класс специалистов и предпринимателей. Ранее они не могли претендовать на пособие по безработице, пенсию или больничные и до войны должны были платить за такие услуги или потребности частном секторе. Теперь все это было им доступно — бесплатно или по низкой цене. В сочетании с государственным бесплатным или льготным средним и высшим образованием для детей, это означало, что трудоустроенные специалисты и «белые воротнички» будут иметь лучшее качество жизни и больше денег в собственном распоряжении. Европейское социальное государство не только не настроило общественные классы друг против друга, но и связало их сильнее, чем когда-либо раньше, на основе общего интереса уберечь и защитить государство.

Но государственная финансовая поддержка социальной защиты населения и предоставления социальных услуг основывалось на общем убеждении, что это и есть задача правительств. Послевоенное государство во всей Европе было «социальным» государством, по своей сути (а часто и по требованию конституционных положений), ответственным за благосостояние своих граждан. Оно было обязано не только создать институты и услуги, необходимые для хорошего управления, безопасности и процветания страны, но и улучшать условия существования населения, которые измерялись рядом показателей, число которых все время росло. В состоянии ли государство отвечать всем этим требованиям — это было уже другой вопрос.

Очевидно, что идеалы социального государства «от колыбели до могилы» было бы легче реализовать в зажиточном и однородном государстве с небольшим количеством населения — скорее как в Швеции, чем как в Италии. Но вера в государство была, по крайней мере, столь же заметна в бедных странах, как и в богатых — возможно, даже больше, поскольку в таких местах только государство могло дать надежду или спасение массам населения. И после депрессии, оккупации и гражданской войны государство — как поставщик благосостояния, безопасности и справедливости — стало жизненно важным источником общности и социальной сплоченности. Сегодня многие эксперты склонны считать государственное обеспечение и зависимость от государства европейской проблемой, а идею о «спасении сверху» — иллюзией той эпохи. Но для поколения 1945 года некий работоспособный баланс между политическими свободами и рациональной, справедливой распределительной функцией государства-администратора казался единственным разумным выходом из пропасти.

Стремление к переменам после 1945 года выходило далеко за рамки социального обеспечения. Годы, последовавшие за Второй мировой войной, были своего рода эпохой реформ, в течение которой с запозданием решались многие давние назревшие проблемы. Одним из наиболее важных был вопрос об аграрной реформе, которую многие хорошо осведомленные современники считали самой насущной проблемой Европы. Груз прошлого все еще висел на крестьянстве континента. Только в Англии, Нидерландах, Дании, альпийских землях и некоторых частях Франции можно было говорить о процветающем, независимом классе фермеров. Подавляющее большинство преимущественно сельского населения Европы жило в условиях долговой нищеты.