После войны. История Европы с 1945 года

Истинный страх британцев в Европе состоял не в том, что СССР может контролировать Восточную Европу — к концу 1944 года это стало свершившимся фактом, — а в том, что он может втянуть в свою орбиту поверженную и униженную Германию и таким образом установить господство над всем континентом. Чтобы предотвратить это, как заключил британский комитет начальников штабов осенью 1944 года, вероятно, необходимо было бы разделить Германию, а затем оккупировать западную ее часть. В таком случае, как заключил секретный документ британского казначейства от марта 1945 года, одним из вариантов решения германского вопроса было забыть о воссоединении Германии и полностью интегрировать западногерманскую зону в западноевропейскую экономику. Как признался в своем дневнике 27 июля 1944 года начальник имперского Генерального штаба генерал Алан Брук, «самая Влиятельная держава в Европе — это уже не Германия, а Россия. Через пятнадцать лет она непременно станет главной угрозой. Поэтому надо поддерживать Германию, постепенно поднять ее и ввести в Федерацию Западной Европы. К сожалению, все это приходится делать под прикрытием священного союза России, Англии и Америки».

Именно это примерно и произошло четыре года спустя. Из всех союзников только Британия точно предсказала и даже пыталась воплотить тот формат решения, который в итоге и приняли. Впрочем, сами британцы были не в состоянии навязывать такое решение, да и вообще что-то навязывать. К концу войны стало очевидно, что Лондон не может соперничать с Вашингтоном и Москвой. Британия исчерпала себя в эпической борьбе с Германией и не могла больше поддерживать даже внешние атрибуты великой державы. Между днем победы в Европе в 1945 году и весной 1947 года британские силы сократились с рекордного количества 5,5 миллиона военных к 1,1 миллиона. Осенью 1947 года страна была вынуждена даже отменить военно-морские маневры, чтобы сэкономить мазут. По словам американского посла Уильяма Клейтона, далеко не бесчувственного наблюдателя, «англичане висят на волоске в надежде, что так или иначе с нашей помощью они смогут сохранить Британскую империю и свое руководство ею».

В этих обстоятельствах англичане по понятным причинам были обеспокоены не тем, что русские нападут — британская политика основывалась на предположении, что советская агрессия может принять любую форму, кроме войны, — а тем, что американцы отступят. Меньшинство в правящей Британской лейбористской партии было бы счастливо, если бы они ушли, оставив вместо этого свою послевоенную веру в нейтрально настроенный европейский оборонный союз. Но премьер-министр Клемент Эттли не имел подобных иллюзий и объяснил почему в письме своему коллеге по лейбористской партии Феннеру Брокуэю:

«Некоторые [в Лейбористской партии] считали, что мы должны сосредоточить все наши усилия на создании Третьей силы в Европе. Очень хорошая идея, ничего не скажешь. Но на то время для этого не хватало как моральных, так и материальных ресурсов. То, что осталось от Европы, не было достаточно сильным, чтобы противостоять России в одиночку. Вы должны были иметь мировую силу потому что вы были против мировой силы… Если бы не сдерживающая сила американцев, русские могли бы легко попробовать продвинуться вперед. Не знаю, стали бы они это делать, но нельзя было не учитывать такой сценарий.

Но можно ли было рассчитывать на американцев? Британские дипломаты не забыли Закон о нейтралитете 1937 года. И, конечно, они очень хорошо понимали американскую двойственность в отношении заокеанских вмешательств, поскольку и сами несколько раньше ее разделяли. С середины XVIII века до отправки британских экспедиционных сил во Францию в 1914 году англичане предпочитали воевать по доверенности, не имея постоянной армии, избегая длительных континентальных сражений и не имея постоянных сил на европейской земле. В прошлом морская держава, стремившаяся вести европейскую войну с чужими солдатами, могла искать союзников у испанцев, голландцев, швейцарцев, шведов, пруссаков и, конечно же, русских. Но времена изменились.

Именно поэтому в январе 1947 года Британия приняла решение о создании собственной программы ядерного вооружения. Его значение станет понятным в будущем. В условиях первых послевоенных лет Британия могла в лучшем случае надеяться на то, что ей удастся уговорить США на дальнейшее привлечение в Европе (что означало публично декларировать поддержку идей США относительно возможных договоренностей) и одновременно сотрудничать с Советским Союзом настолько, насколько это еще можно было делать. Пока страх немецкого реваншизма превосходил все остальное, Британия придерживалась такого курса.