После жизни и смерти

Участия или отчаяния в голосе музыканта не прибавилось, хотя следующие слова прозвучали вполне человечно, с обычным и банальным беспокойством. За себя. Он сразу признал своего спутника экспертом в этом вопросе, пусть пока тому и не довелось продемонстрировать силы.

– Чтобы ожить самому, – негромко озвучил невысказанную мысль Чешира Ганс. – Получается, после этого меня не будет?

Наверное, самым важным было то, что Шмидт все равно направился в сторону городской больницы. Глупо, но Чешир был удивлен, что Гансу, по большому счету, было наплевать – кем он являлся. Он даже не понимал, почему сам маг так переживает.

– Нет, ты не исчезнешь, – уже спокойно ответил Василий. – Станешь слабее, будешь чуть менее материален, но не исчезнешь. Ты бродишь призраком много десятков лет, впитал в себя бесчисленное количество жизней, куда больше, чем сейчас догорают в больнице.

В словах Чешира звучали горечь и немного печали, но уже не было и капли злости, скорее – больше смирения. Так люди смиряются со стужей или неизлечимой болезнью других людей.

– Возможно, я должен хотеть возмездия для тебя. Я мог бы даже захотеть твоей силы, – он задумчиво перекинул из руки в руку монету, пока следовал за собеседником. Это действительно заманчиво – стать на время тем магом, который всплывает в представлении почти любого обывателя при произнесении этого слова, или прожить чертовски длинную жизнь.

Василий все еще размышлял, что делать с Гансом, и все больше понимал, что глупо призывать его к ответу, ведь Чешир не был тем, кто вправе судить, а Шмидт так легко доверился ему…

– «Уличный фокусник и вершитель правосудия – в одном флаконе» – да это даже звучит глупо! – Василий развел руки в стороны, чтобы Ганс мог хорошенько рассмотреть его и убедиться в несостоятельности последнего.

– И верно, вершить правосудие – дурная идея, – музыкант искренне улыбался в ответ; может, не очень широко, но свободнее, чем за пару минут до того. – К тому же, фокусы у тебя получаются куда лучше.

«Неужели издевается?» – промелькнуло в голове у Чешира.

Они вышли к невысокому заборчику возле трехэтажного здания больницы, и маг остановился, засунув руки в карманы:

– Мы можем дождаться утра или ты снова сыграешь свою мелодию, только немного иначе. Раньше ты забирал, а теперь будешь отдавать.

Он внимательно посмотрел на Ганса, если тот в принципе собирается озвереть, то это его последняя возможность. Василий почесал затылок, он собирался подписаться на очень серьезную работу, но это казалось правильным.

– Конечно, человеческая жизнь для тебя – вроде диетического бульона, но энергия жизни везде. Она остается, когда человек погибает не своей смертью, ею полнятся леса и реки. Я могу собрать ее для тебя, и никто не пострадает, просто это займет немного больше времени, но моей жизни должно хватить. Я возьмусь за это.

– Я смогу все вернуть, – с некоторой неохотой проговорил музыкант, снова доставая флейту из чехла, и предупреждающе добавил, взглянув в глаза Чеширу: – Но направлять меня придётся тебе. Тут я тебе не помощник – различать людей для меня не так просто.

– Откуда такая уверенность, если ты не знал? – прищурился маг.

– Просто я чувствую, – пожал плечами музыкант. – Нужно сыграть мелодию наоборот. Я смогу это сделать.

– Меня все же немного озадачивает твое спокойствие, – заметил Чешир. – Хотя подобных тебе я видел только мельком.

Ганса собственное спокойствие не озадачивало – оно логично. Он скорее бы удивился, не испытывая его сейчас. Вряд ли в будущем что-то изменится настолько сильно… изменит его, что это чувство покинет, оставив вместо себя что-то другое.

Отдавать свою силу оказалось даже проще, чем забирать. Тянуть приходилось из конкретного человека через преграду – тело, а оно не желало расставаться с чем-то настолько необходимым, пыталось сопротивляться. Правда, всегда безуспешно.

С первыми звуками флейты Василий закрыл глаза и попытался слиться с музыкой, он стал котом (так бывало, когда он шел через зеркало), и в то же время он был частью музыки Ганса. Это было опасно, будоражило. В музыке была часть души флейтиста, а теперь там была и часть души мага. Казалось, они могли бы слиться воедино, если бы Василий позволил это. И столько силы! Даже шерсть становилась дыбом, и появлялось опьяняющее чувство всевластия.

На волнах легкой мелодии он мягко ступал серыми лапами, невидимый для персонала больницы, одновременно по нескольким коридорам, шел от постели к постели. Он запрыгивал на кровати к детям и направлял в их истощенные тела похищенную жизнь, и вот в какой-то момент все копии Чешира встретились у регистратуры. Коты собрались в одного, и тотем вернулся к своему обладателю, снова став незаметным дополнением хозяина.

Василий втянул воздух, открывая глаза, душой он был еще внутри больницы, но сейчас ему нужно было попросить Ганса остановиться.

– Все хорошо, ты сделал это, – мужчина положил руку на все еще достаточно материальное плечо призрака.

– Им станет лучше? – музыкант медленно опустил флейту.