После жизни и смерти

Сущность такой силы могла бы его в бараний рог скрутить, но Василий слишком злился, чтобы дрожать за свою шкуру. Человек, которого он легкомысленно представил спутником в своем бесконечном путешествии, оказался монстром, вампиром, живущим за счет жизней детей. Сколько столетий Ганс уже бродил по мирам, скольких он погубил, чтобы стать почти настоящим? Зато загадка, почему на улицах этого городка почти не было детей, теперь была раскрыта. Василий смотрел в почти человеческие глаза потустороннего создания и понимал, что совершает еще одну глупость. Ему бы подобрать камешек с мостовой и забрать энергию у Ганса, всю, до последней капли, чтобы потом вернуть ее тем, кому вернуть еще было можно.

– Ты хоть понимаешь, что сейчас делал? – вместо правильных и спокойных действий процедил сквозь зубы Чешир. – Ты понимаешь, кто ты на самом деле? Крысолов!

Сказанное слово, как странное ругательство, вылетело из уст мага. И слово это будто бы ударило Чешира по темечку так, как если бы перед ним и вправду оказался тот самый крысолов из полузабытой сказки. На лице у Василия заиграла невеселая усмешка. Он угодил в самую настоящую сказку.

========== Ганс. Часть 3 ==========

Глаза Ганса округлились, в них читалось явное непонимание:

– Ты просил меня показать, что я умею – я сыграл на флейте.

Слова звучали искренне, для призрака нормально плутать в иллюзиях, а вот сущности, наоборот, после нескольких лет вполне четко понимают – кто они. К сожалению, Василий все еще не мог пока понять, кто перед ним: призрак или сущность? Разница была бы значительной. Призрак – это душа, сам человек, оставшийся без тела и не пошедший на перерождение. Сущность – это оболочка жизненной силы, капсула в которой когда-то была душа; бездушная ошибка мироздания, у которой одна цель – существовать. На сущности остается отпечаток бывшего владельца, но не более. Они врут и извиваются, не способные сопереживать или сострадать. Ганс не был похож на призрака… Но Чеширу не верилось, что это просто бездушный монстр.

А Крысолов продолжал, словно бы ища правильный ответ в том, что знал:

– Я путешествую по миру, наблюдаю за людьми, иногда играю на флейте.

Ничего особенного в этом Ганс не видел, как не видел и причины изменения настроения Чешира.

– Попробуем иначе, – выдохнул тот, пытаясь успокоиться, – я – человек, мне иногда нужно спать и есть. А когда ты в последний раз спал?

Доказывать, что Ганс – существо потустороннее, а не человек… Довольно странное занятие. И самое странное, что Шмидт действительно попытался вспомнить.

– Спал? – было сложно дать однозначный ответ; мысли в голове Ганса только мешали ему, но и просто пожимать плечами, признаваясь, что не имеет ни малейшего понятия, не хотелось. – Кажется, где-то в Германии. Люблю там бывать, но давно не доводилось.

При воспоминании об этом он вдруг ощутил во рту фруктово-сладковатый вкус, словно какой-то отклик из прошлого:

– Там был восхитительный персиковый шнапс, – с какой-то рассеянной улыбкой неожиданно добавил Ганс

Разобравшись наконец, что именно удалось ему вспомнить, он почти ощутил запах и обжигающую крепость напитка, который довелось пить, видимо, очень давно. От такой трогательной мелочи магу захотелось закрыть лицо рукой – Ганс выглядел, как малое дитя.

– Не находишь это немного странным? – поинтересовался Василий.

Сделав полный круг, он остановился и пристально вгляделся в немного бледного парня, по-иному оценивая теперь его внешность.

– На тебя не смотрят, но ты едва ли похож на жителей города. Одежда немного старомодна, и даже я не обратил на это внимания. А как часто ты видел детей? В городах они первые попадают под действие твоей музыки. –Чешир скрипнул зубами. – Мне вот какого-то черта кажется, что все еще можно исправить. Ты почти настоящий и, значит, убил многих, чтоб ожить самому. Давай-ка заглянем в ближайшую больницу, если я прав, там не будет свободных мест из-за умирающих детей… Нужно спасти тех, кого еще можно спасти. И я это сделаю, так или иначе.

Почему-то он не ожидал атаки со стороны Ганса и почти верил, что его в чем-то удастся убедить. Дети умерли – их уже не вернуть. Дети умирали – это возможно было остановить и стоило сосредоточиться именно на этом.

Выслушав эту запальчивую речь о детях, Ганс склонил голову. Он не чувствовал за собой вины. Да, чаще всего в городах детей он не видел, а если они и встречались, то были теми немногими, кто обращал на него внимание. В отличие от взрослых. Но, кажется, Чешира эта проблема затронула очень сильно, хотя всего полчаса назад он о ней знать не знал и просто давал вечернее представление в каком-то безызвестном переулке.

– Я тебе помогу, если ты считаешь, что это нужно, – Ганс поднял взгляд и приблизился, положив руку на плечо своего нового знакомого.

Как и ранее, он оказался для этого достаточно материальным, хотя тепло почувствовать и не удалось, вполне ощутимая тяжесть оставалась.

– Пойдём проведаем детей, я покажу, где находится больница.