После жизни и смерти

Путь вел их в маленький подвальчик с потрескавшимися ступеньками. Как-то получалось, что паника и падение мира были хоть и рядом, но не с ними. У них – свое, они идут вниз, в подвал, к безумной ведьме. Обдах остановился на одной из ступенек и, с улыбкой посмотрев на нацарапанные мелом на потолке знаки, хмыкнул про себя. Подняв с пола небольшой камешек и ухватившись за перила, демиург подправил один из крючков, и надпись едва заметно засветилась:

– Ловушка, – пояснил он, – теперь работает.

Зачем ему рабочее заклинание против него же, Василию было не известно, да и спрашивать он не собирался. Может, Обдах так старался снять с Чешира заклятие, и зачем ему это Беляков тоже не особо понимал, но явно не от доброты душевной. Они добрались до небольшой комнатки, которая была полна дымом и запахом гари. В старой железной бочке по центру помещения горел огонь, на дальней стене висели цепи, а на потолке – крючок с веревкой, слева в углу стоял небольшой железный столик с разложенными в ряд ножами. От содержимого этого подвала в животе неприятно тянуло. А Обдах даже глазом не повел, хлопнул Белякова по плечу и прошептал ему на ухо:

– Не бойся, я уже поручил тебя одному новичку, – и кивнул на выход, мол, не мешай дальше я уже сам. Уже поднимаясь назад, к обезумевшим от страха улицам, Беляков почувствовал, как исчезли узы контракта. Пожав плечами, он остановился, выбирая – куда теперь идти.

В подвале Агата, как настоящее порождение преисподней, вынырнула из дыма к Обдаху. В ее руке красовалась длинная металлическая палка – клеймо, которое отправилось в огонь. Демиург оглядел это все скептически:

– Ты нарушила много правил…

– Да-да-да, – перебила она его и дернула к стене, – я нарушила главное из них – изменила множество судеб, передавила кучу бабочек.

Он прижала руку парня к стене и крупным болтом затянула на нем колодки, всё было правильно. Действовало заклинание, которое не давало Обдаху сопротивляться, тот только и мог, что бессмысленно трепать языком. Вот он в полной ее власти, прикованный к холодной стене. Девушка уперлась в стену за его спиной и приблизилась к его лицу, а потом, повинуясь радостному порыву, поцеловала, нагло, не спрашивая, в надежде вывести пленника из себя. Но целовать его было – все равно, что целовать статую, холодную статую.

– Я читала книги о том, как через боль поработить душу, – прошептала она, обдавая мужчину своим дыханием.

Как ни странно, но Обдах был для нее неким недостижимым светлым образом, а она – преступница и монстр – могла получить что-то от такого разве только пытками. И сейчас она хотела этого, даже если нужно будет заново скроить его, уже по-своему.

– Хочешь поработить мою душу? – снисходительно улыбнулся пленник. – Только рога и зубы пообломаешь, но я готов посмотреть на это.

Обдах остался так же хладнокровен и непоколебим. Порывы плоти были хорошо ему известны, а еще лучше он знал, как их обуздать. Демиург ожидал, что паршивая ведьмовская натура потребует крови и страданий, и был готов дать ей и то и другое. Главное, что Белякова он освободил. А ведьма… Что ж, ведьма теперь у него под рукой.

– Немного гнева? – Она облизнула свои губы и, оттолкнувшись, подошла к бочке. – Уже хорошо, нечего строить из себя неизвестно что. Птички мне напели про времена инквизиции, ты многих тогда пытал. Сколько было невинных?

Обдах ухмыльнулся ее обиде, дитя – не более.

– Я мучил многих, и многие были невинны по человеческим законам, и все были невиновны по нашим законам, – заговорил он холодно, без тени вины, лишь с легким оттенком сожаления. – Я лишь играл роль, предложенную людьми.

– Лицемер, – прошипела она, берясь за раскалившееся докрасна клеймо, – вы все – лицемеры.

– Почему? – он лениво смотрел за тем, как в сумраке в ее руках танцевал огонек белого металла. – Ведь это ты все-таки уничтожила мир, превратила его в запретный.

– Да, потому! – закричала она.

Судорожно расстегнула и сорвала с его плеча пальто, две верхние пуговицы отлетели и упали где-то в дыму. В горле першило. Железо с шипением сожгло тонкую рубашку и вцепилось в кожу. Обдах прикрыл глаза, привычная тянущая боль растекалась по телу. Интересно, как далеко она сможет зайти? Клеймо отправилось назад в огонь, а девушка оглянулась на свои «игрушки», вдохнув едкий дым.

– Миры неправильные! Правила глупые! Вы все – идиоты! И почему теней становится только больше?! Откуда они берутся?!

– Лучше замолчи, – холодно отозвался пленник, сжимая зубы. – Просто замолчи, иначе придется стереть тебя в порошок, а я этого не хочу.

– Что, пожалел юную душу? Или что-то еще? – теряя весь свой пыл, спросила девушка, шедшая к этому моменту столько лет.

– Разве похоже, что я тебя жалею? Я могу наказать тебя, Агата, – хрипло сказал он ей. – Могу пытать. Могу загнать в самую вонючую дыру среди миров, чтобы ты жила там, как шавка, боясь высунуться. Но я не хочу убивать тебя.

Демиург смотрел на нее, и в глазах его девушка видела далеко не святой огонь, а настоящее адское пламя.

– Молчи, неразумная,– тихо повторил он.