После жизни и смерти

Агата сложила руки на груди. Вот он, ее кумир, перед ней, задавай вопросы, получай ответ. Ей вдруг стало как-то тошно. Но просто так, для галочки, стоило спросить о том, ради чего все затевалось:

– Ты знаешь, где мой дом? – глухо спросила она, и в воздухе повисла тяжелая тишина, секунда за секундой, а тишина оставалась такой же тягучей и безнадежной.

– Ничего ты не знаешь, и знать не можешь, – уронив руки, устало пробормотала она. – Ты скучен и жалок, ты мне надоел.

Она освободила одну из его рук, чтобы Обдах смог дальше освободиться сам, и, поникшая, пошла прочь. Слишком кривой дорогой шла она к этому моменту, и слишком глупо все в итоге вышло.

– Вернись! – с хрипом закричал Обдах вслед уходящей Агате, но та даже не обернулась, уже взявшись за ручку двери, ведущей наружу.

– Ты, правда, считаешь, что далеко уйдешь, Агата? – тихо спросил демиург с мрачной торжествующей улыбкой.

Его тело безвольно повисло на одной руке. Комната заполнилась дымом, он погружал их обоих в вакуум среди миров. Тишина окутала их удушающими объятьями, столь же оглушительными, как и абсолютное молчание Обдаха. Казалось, он даже не дышал, и неудивительно, ведь тело, которое он украл в одном из госпиталей, осталось умирать в подвале на Земле. Демиург шагнул ближе к девушке. Был он в своей серой мантии, только капюшон на этот раз был откинут, и ведьма видела перед собой Обдаха в истинном обличии – крупное лицо, немного смуглая кожа, коротко и просто подстриженные волосы. Нос и щеку пересекал безобразный грубый шрам, а глаза были голубыми и горели самым жутким гневом, на который был только способен служитель света. Агата почувствовала слабость, ноги подкосились, сердце ухнуло вниз.

Это он, а не она, исполнял главную партию в игре! И все же девушка продолжала хорохориться, пытаясь удержать свой насмешливый тон:

– И зачем было устраивать весь этот цирк?

Ее уже рвало на части от ощущения какой-то неизбежности, пройденной точки невозврата. Оставалось только пускать пыль в глаза, пока еще хватало сил.

– Я давал тебе возможность показать себя, и ты ее просто выбросила, – он подошел к ней ближе, взял за шею и сжал так сильно, что у Агаты потемнело в глазах. – Теперь твоя очередь. На тебе столько крови и греха. Грех и кровь смываются только болью и кровью, Агата.

Обдах притянул ее ближе к себе, мгновение смотрел в темные, полные испуга глаза, а потом неожиданно прижал к появившейся из пустоты стене так, что ведьма больно ударилась плечами и затылком о неровный камень. Руки и ноги ее тут же оказались туго спутаны грубыми веревками – не вырваться и не пошевелиться.

– Эта боль,– прошептал Обдах, – лишь начало…

Рогатая, в которой еще оставалось немного запала, ехидно поинтересовалась:

– Будешь учить меня, как на самом деле нужно пытать?

Два последующих месяца Обдах просто топил ее в агонии и в своем внимании. Иногда он оставлял Агату одну, и в те мгновения боль, помноженная на одиночество, захватывала разум девушки, не позволяя ей даже кричать – только жалко скулить.

Демиург чувствовал, что она искала в нем маяк, который освещал бы ее путь. Ту скалу, за которую ее разум мог бы зацепиться в зыбких пучинах запретных миров. Все это он понимал, но не хотел играть подобную роль, и просто оставить Агату не мог. Он дал ей свою путеводную звезду, показал, куда может привести цепляние за идеалы.

И Агата поняла…

Всякий раз, приходя от несчастных душ, спасенных из гибнущего мира, к Агате, он шептал лишь два слова: «Боль отрезвляет». Неважно – чья.

Кажется, она смогла принять эту новую реальность, что он открывал перед ней.

Кажется, Агата начала повторять эти слова, а глазами – перенимать огонь самого Обдаха.

========== Зальтар. Часть 1 ==========

Здесь всегда были теплые мягкие дни и ночи. Легкий ветерок едва гладил невидимой рукой сочную мягкую траву, чистую речку и небольшой уютный домик из крупного булыжника. Юра с Аней жили – словно в чьей-то идиллической картине. И все бы хорошо, если бы только не тяжелый груз ожидания, легший на плечи обоим.

Рыжая сидела, опустив ноги в воду, и задумчиво смотрела в прозрачный поток – на разноцветные неяркие камни, на солнечные блики, скачущие по поверхности речки. Рядом присел Юра, притянул ее к себе и обнял.

– Все будет хорошо, мы всё исправим,– без выражения проговорил он.

– Когда? Лет через двадцать-сорок? Это же целая вечность. Почему… – голос ее осекся, и она просто потерлась о его грудь носом. – Ну их всех, надоели. Вот с чего им кажется, что так правильно? Кто вообще придумал это «правильно»?

Юра тоже опустил пушистые ноги в воду, теперь прохладная вода ласкала их обоих, кружась и пританцовывая, огибала их щиколотки.

– Может, придумаем, какими мы будем в новой жизни, как найдем, друг друга? – Юре хотелось нарисовать свое «долго и счастливо» хотя бы в мечтах. – Глупо не воспользоваться возможностью.

– В голове пусто, я привыкла быть собой – с рыжими волосами и острым носом, – возразила Анна.

Мужчина мягко повернул ее лицо к себе и поцеловал в кончик носа.