После жизни и смерти

– А Агата? Ее не стало?– Чеширу было все же интересно, как закончила ведьма.

– А Агата, – в голосе крылатого прозвучала первобытная темная злость, – сначала должна искупить свои грехи.

От этого тона в пустынном зное по загривку мага побежали крупные мурашки.

========== Зальтар. Часть 2 ==========

Начался еще один день. Над сероватым горизонтом лениво выползал диск чужой звезды, вечные красные пески текли, влекомые ветром, воздух начинал наполняться зноем. Иногда песчаное море открывало камни, а потом вновь проглатывало их. Вдалеке послышался протяжный рев, напоминающий песнь. Склонившись, по песку шли создания, отдаленно напоминавшие земных обезьян – покрытые рыжей шерстью, на широких ступнях. У каждого животного было по четыре руки, первый из них держал закрученную палку, конец которой был украшен перьями. За ними тянулись уже другие животные, покрытые грубой серой кожей; они грузно ступали по еще прохладному утреннему песку. Одно из крупных созданий подняло свою покрытую глубокими морщинами морду и, обнажив два желтых клыка, торчащих из нижней челюсти, протяжно заревело.

«Плохо дело», – подумал Иртком, глядя на капризничающую лошадь, эти выносливые существа начинали жаловаться только незадолго до своей смерти. Оазис должен быть близко, не больше одной части хода дневного светила, но идти придется через огненное пекло, а если остановиться, лошадь может и не дожить до вечера без воды. Он оглянулся на бедное животное и на его сородичей, измученных долгим переходом. Выдержат ли они? Не убьет ли он всех своим решением, если заставит продолжить путь? Все ждали приказа вождя, ждали, чтобы поставить палатки и дать отдых уставшим ногам, кто-то опасливо поглядывал на животное, но уставшее племя не желало иного, как стать лагерем.

Иртком махнул лапой вдаль, туда, где за дюнами лежал оазис. Кто-то из старух жалобно заскулил, и тогда вождь, обнажив свои крепкие и острые зубы, прикрикнул на них. Ропот, так и не набравший силу, стих, срезанный решимостью Ирткома. Недовольные и угрюмые сородичи двинулись дальше, доверяя и подчиняясь своему лидеру, как было всегда.

Чуть позже, Иртком подозвал к себе Хека и приказал отдать один из немногих оставшихся бурдюков с водой лошади. Тощий молодой самец пытался что-то возразить, но стушевался под тяжелым взглядом черных глаз вожака. Понурившись, он пошел выполнять приказ. Достал большую плетеную, промазанную глиной миску и, пристроив ее рядом с лошадью, стал понемногу наливать воду из бурдюка Из опустившейся серой пасти вывалился длинный язык и слизал все содержимое миски за один раз. Животное благодарно уткнулось в плечо Хека и фыркнуло, выпуская из ноздрей влажный и горячий воздух. Самец едва не расплескал драгоценную влагу из открытого сосуда. Он ободряюще похлопал лошадь по боку и продолжил двумя лапами наливать воду, третьей придерживая миску, а четвертой поглаживая приободрившуюся лошадь, что мгновение назад изготовилась умирать.

Но светило быстро поднималось и начинало жечь тех, кто вознамерился противиться его суровым законам. Дети начинали поочередно идти то на ногах, то на руках, чтобы не сжигать ступни, взрослые, многие из которых несли на себе скарб, все громче ругались, а старухи опять завизжали, заплакали от того, что песок вгрызался в их старые пятки. И все громче становился крик, он заражал даже тех, кто был спокоен, заставлял сомневаться уверенных и сдаваться стойких. Начинали нервничать даже бойцы племени. Иртком шёл, стиснув зубы, угрюмый, молчаливый, стараясь не обращать внимания на волнения за спиной. Сейчас нельзя было останавливаться, иначе начнется драка, когда вечером будут делить воду и кому-то не достанется, иначе слово вождя будет нарушено. Лидеру не пристало менять свое решение. Лидер, не способный отстоять свое решение, – слаб, а слабому вождю лишь одна дорога – смерть.

И вот пустыню разрезал его радостный клич:

– Оазис!

Племя сначала затихло, и в общей тишине вожак басовито начал петь оду воде и жизни, прохладной тени. Пел он самозабвенно, хватая легкими горячий воздух. За ним мотив подхватили молодые девушки, оттеняя своими тонкими голосами сильный голос вожака. Скрипом стали выводить мелодию старухи, а затем в нестройных хор мощным ударом ворвались басы воинов. Радостный и торжественный гимн набрал силу, загремел и, словно волна, налетевшая на волнорез, стих, как только пятки людей коснулись сочной травы. Но напев притаился радостной нотой в сердцах.