Последнее, что он сказал мне

Особняк сразу бросается в глаза. Такое чувство, словно его перенесли сюда с Французской Ривьеры вместе с каскадными балконами, старинной черепицей и каменным фасадом. Огромные эркерные окна футов восемь в высоту так и манят, так и зовут в дом.

Мы подъезжаем к сторожевой будке, и к нам выходит охранник. Он похож на громилу-полузащитника в американском футболе, и костюм на нем сидит в облипку.

Чарли опускает стекло, охранник склоняется и заглядывает внутрь.

– Привет, Чарли, – говорит он.

– Как дела, Нэд?

Нэд переводит взгляд на меня, кивает и снова смотрит на Чарли.

– Он вас ждет.

Нэд постукивает по капоту и возвращается в будку, чтобы открыть вторые ворота. Мы въезжаем, движемся по круговой подъездной дорожке и останавливаемся у парадного входа.

Чарли выключает зажигание, но из машины не выходит. Такое чувство, что он хочет мне что-то сказать. Впрочем, так и не решившись, он молча открывает дверцу и выбирается наружу.

Я следую за ним – на прохладный вечерний воздух, на мокрую после дождя землю – и направляюсь к парадной двери, однако Чарли указывает на калитку.

– Сюда.

Он придерживает калитку, я захожу. Жду, пока он закроет задвижку, и мы идем вдоль стены дома по дорожке, засаженной суккулентами.

Я шагаю бок о бок с Чарли и, проходя мимо освещенных комнат, заглядываю в высокие французские окна. Свет горит везде. Неужели специально для меня? Комнаты обставлены продуманно и богато. В длинном, изогнутом холле стоят дорогие предметы искусства, на стенах висят черно-белые фотографии. В большом зале – высокие потолки и глубокие диваны. Кухня оформлена в деревенском стиле, из акцентов – керамическая плитка и огромный камин.

Я все время думаю о том, что Николас остался один. Каково это – жить одному в таком доме?

Дорожка огибает веранду со старинными колоннами, откуда открывается потрясающий вид на озеро – вдалеке видны яхты, кроны дубов и спокойная, прохладная гладь. И ров с водой! Подумать только, у Николаса Белла есть настоящий ров с водой! Суровое напоминание о том, что сюда так просто не войдешь. И не выйдешь.

Чарли указывает на ряд шезлонгов и садится. Вдали поблескивает озеро.

Я избегаю его взгляда и смотрю на яхты. Я знаю, зачем приехала, но чувствую, что совершила ошибку. Нужно было прислушаться к предупреждению Чарли – ничего хорошего здесь меня не ждет.

– Присаживайтесь, – говорит Чарли.

– Мне и так неплохо.

– Он может прийти не сразу.

Я прислоняюсь к колонне.

– Спасибо, я постою.

– Зря вы так делаете.

Я оборачиваюсь на звук мужского голоса. В дверном проеме стоит Николас. Возле него – две собаки, крупные лабрадоры шоколадного окраса, не сводят с хозяина глаз.

– Колонны не такие уж устойчивые, – замечает Николас.

Я отшатываюсь.

– Прошу прощения!

– Нет-нет. Я шучу.

Он машет рукой и идет ко мне. Хрупкий, худощавый старик с козлиной бородкой и искривленными артритом пальцами, в свободных джинсах и шерстяном кардигане.

Я кусаю губу, пытаясь не показывать удивления. Не ожидала, что Николас такой мягкий и добродушный. Манерой разговора – неспешный говор, шуточки с невозмутимым лицом – он очень напоминает моего дедушку.

– Жена купила эти колонны во французском монастыре. Их доставили в разобранном виде, а потом местный умелец-строитель придал им первоначальный вид. Они вполне устойчивы.

– Красивые, – похвалила я.

– Прелесть, правда? У моей жены был настоящий талант дизайнера. Она подобрала все предметы интерьера в этом доме – все до единого.

Он вспоминает жену с болью в голосе.

– Я не склонен обсуждать с гостями такие подробности и все же решил, что небольшой экскурс в историю дома вам не повредит…

Я настораживаюсь. Неужели Николас намекает, что ему известно, чем я зарабатываю на жизнь? Откуда он узнал? Случилась утечка информации или я невольно проболталась Чарли, сама того не сознавая?

Так или иначе теперь хозяин положения Николас. Десять часов назад об этом и речи не шло, но после нашего приезда в Остин все изменилось. Я во власти Николаса. Словно подтверждая мои опасения, на веранду выходят телохранители – Нэд и еще один парень. Внушительные и неулыбчивые, оба встают за спиной хозяина.

Не обращая на них внимания, Николас протягивает ко мне руки, словно мы с ним старые друзья. Разве у меня есть выбор? Я отважно подаю ладонь, и он пожимает ее обеими руками.

– Рад знакомству…

– Ханна, – говорю я. – Зовите меня Ханна.

– Ханна, – повторяет он и расплывается в широкой, искренней улыбке.

Внезапно я понимаю, что она пугает меня куда больше, чем открытая неприязнь. Представляю, как Оуэн стоял перед ним и думал: разве можно так улыбаться и быть плохим? Разве мог плохой человек вырастить такую дочь?

Смотреть на него тяжело, и я опускаю взгляд на собак.

Николас следит за моими глазами, нагибается и гладит своих питомцев по головам.

– Это Каспер, а это Леон.

– Великолепные собаки!

– Так и есть, спасибо. Я привез их из Германии. Сейчас они проходят курс дрессировки по системе Шутцхунд.

– И что это значит?

– В переводе с немецкого – защитная собака. Они должны оберегать своих владельцев. Лично я держу их для компании. – Он умолкает. – Хотите погладить?