Последнее дело Холмса

– И вы в самом деле не знали раньше никого из постояльцев?

– Я же говорила – никого.

– Вы уверены?

– Абсолютно. Разве что… вы навели меня на мысль, не была ли Эдит раньше знакома с доктором.

– И вы думали об этом?

– Долго, но без результата. Должно быть, вы ошиблись и это ложное впечатление.

– Было ли в ваших паспортах что-то такое, что могло бы заинтересовать убийцу?

– Ничего такого, насколько я знаю… А в остальных?

– Тоже. По крайней мере, ничего, что было бы нам известно.

Она снова принялась ощупывать листок в кармане. И о чем-то задумалась. Я с интересом наблюдал за ней, но не более того.

– А чем кончилось дело с убийством в запертой комнате? – спросила она. – Шерлок Холмс нашел убийцу?

– Да, – ответил Фокса. – И убийцу, и орудие убийства.

– Какой дурацкий вопрос… – Она улыбнулась невесело. – Он ведь всегда всех находит?

– Нет, не всегда. Если верить доктору Ватсону, в пятидесяти шести рассказах и четырех романах Шерлок Холмс иногда теряет след и даже терпит неудачу. – Фокса взглянул на меня, как бы ссылаясь на мой авторитет. – Поправьте меня, Бэзил, если ошибаюсь.

– Нет-нет, не ошибаетесь. Время от времени он допускает грубые ошибки. Так произошло с Ирэн Адлер и с леди Франсес Карфэкс[62], а также в деле о рысаке Звездном, в рассказе «Человек с вывернутой губой» и в деле о желтом лице… А его просчет в рассказе «Биржевой маклер» едва не стоил жизни подозреваемому.

– «Газета! Ну да, конечно же! Таких олухов, как я, поискать!»[63] – с улыбкой процитировал Фокса.

Мы переглянулись, ликуя, как мальчишки, которых объединяет общий секрет, тайный код или шалость. Веспер же смотрела на нас, оторопев, как на полоумных. Потом недоверчиво тряхнула головой и сунула руку в кармашек жакета.

– Я сомневалась, надо ли показывать вам это… Поначалу приняла это за шутку не просто дурного, а отвратительного тона… Но теперь…

И протянула мне сложенный вчетверо листок. И я прочел:

Люди начинают понимать, что для создания истинно прекрасного убийства требуется нечто большее, нежели двое тупиц – убиваемый и сам убийца, а в придачу к ним нож, кошелек и темный проулок. Композиция, джентльмены, группировка лиц, игра светотени, поэзия, чувство – вот что ныне полагается необходимыми условиями для успешного осуществления подобного замысла[64].

Я просто остолбенел:

– Где вы это нашли?

– Поднялась за жакетом к себе в номер и нашла в шкафу.

Я растерянно передал записку Фокса, а тот, прочитав, со всей прямотой выругался по-испански.

– На машинке напечатано, – сообщил я.

– Да, – ответила Веспер. – И это меня тревожит.

– Почему?

– Я думаю, что напечатано на «оливетти» Эдит.

– Вы уверены?

– Шрифт очень похож.

– А где машинка?

– У нас в номере, на столе, где она ее оставила.

Мы с Фокса переглянулись, не веря своим ушам. Веспер в очередной раз убрала со лба волосы. Потом показала на записку, и я убедился, что, хоть англичанка и держится молодцом, рука у нее дрожит.

– И к чему же это относится?

– Понятия не имею, – ответил я. – По стилю напоминает Конан Дойла.

– А вот я знаю, – с торжеством возгласил Фокса. – Это из эссе Томаса Де Квинси «Убийство как одно из изящных искусств».

7 Проблема на три трубки

– Если новые факты не будут противоречить схеме – гипотеза превратится в разгадку.

– Но в чем она состоит, наша гипотеза?

Артур Конан Дойл. Вистерия-Лодж

[65]

– Это проблема на три трубки[66], – сказал я.

– Или на четыре, – улыбнулся Фокса.

Мы сидели вдвоем на террасе под магнолией и бугенвиллеями, в этот час дававшими тень. На мраморной столешнице расположились: бокал Фокса, мой стакан тоника, греческий журнал «Эйконес» с фотографией Жаклин Кеннеди на обложке, сине-белая пачка крепких испанских сигарет и пепельница, где копились окурки. Мраморная Венера с бесстрастной надменностью двухтысячелетней выдержки взирала на нас.

– Человек, конечно, необыкновенное существо, – высказался я. – Поведение многочисленной общности людей можно рассчитать с математической точностью, а отдельный индивидуум совершенно непредсказуем.

– Вероятно, вы правы, – кивнул испанец. – И в данном случае…

– О данном случае я и толкую. И сильней всего обескураживает то, что убийца проявляет поистине безграничную дерзость. Обычно, если преступление хладнокровно обдумывают заранее, то столь же хладнокровно рассматривают и меры по его утайке.

Фокса взглянул на меня с живым интересом:

– «Камень Мазарини»?

– Нет. «Загадка Торского моста».

– Ну да, конечно.

– Меж тем, – продолжал я, – наш преступник поступает наперекор обыкновению. Он оставляет множество следов. Он упорно раскрывает свою игру. Или, по крайней мере, то, что считает нужным.

– Согласен. Он словно бы бросает нам вызов, рассыпая разнообразные приметы.

– И естественно, здесь приготовлена ловушка. Если рыба или мясо с душком, это скрывают соусом.

Он задумался.

– Вы читали Эллери Квина?

– Кое-что, разумеется, читал. Кто же его не читал?