Не знаю, как долго мы смотрели друг на друга в молчании. Наверно, достаточно долго, чтобы все между нами стало ясно, хотя облечь эту ясность в слова будет трудней. С этой мыслью я неловко задвигался, пошевелился, долгим взглядом окинул озеро, а потом вновь перевел глаза на Веспер. Скрестив руки на груди, она внимательно рассматривала меня. С полнейшим спокойствием.
– Вы, кажется, так и не поделились тогда с нами своими последними выводами, – наконец произнесла она.
– Нет, не поделился.
– Хранили при себе?
Я любезно кивнул:
– В сущности, я и пришел, чтобы поведать их вам.
– Почему мне?
Я ответил не сразу. Сначала ограничился тем, что повернул голову и взглянул на озеро. Потом сказал:
– Если у кого-то хватит ума совершить преступление, всегда найдется и тот, кто придумает, как его раскрыть. Воображение позволяет заполнить пустоты, образованные отсутствием фактов, хотя всегда существует опасность пойти по ложному следу или зайти в тупик.
Она, все так же скрестив руки на груди, смотрела на меня с веселым недоумением:
– Вы все еще играете Шерлока Холмса? И в самом деле приехали сюда, только чтобы изречь эту…
Воспитанность заставила ее оборвать фразу, но я договорил:
– Прописную истину?
И, слегка смутясь, поправил узел галстука. Она была права.
– Простите. Я сокращу вступление.
– Буду вам очень признательна, – насмешливо улыбнулась она.
– Изворотливое хитроумие, свойственное преступному уму, превосходит ум нормального человека. Порой в преступлении проявляется истинный талант. Мы о таких злодеях даже не слышим, мы иногда не подозреваем об их существовании, потому что они никогда не совершают ошибок.
– Ближе к делу, если можно, – сказала она, как будто теряя терпение.
– Вы же допустили несколько ошибок.
– Я?
– Вы. Но не по недостатку ума, а от избытка самоуверенности и даже тщеславия. Я не сразу заметил ваши промахи, потому что все это было рассеяно в пространстве, но потом все же увидел.
Я сделал несколько шагов к книжным полкам. Простейший сценический прием – так нагнетается напряжение. Актер, как бы стар он ни был, никогда полностью не утратит своих привычек. Или инстинктов.
– Самый трудный случай был с Кемалем Карабином. Я имею в виду мотив. Он был промежуточным звеном, не связанным непосредственно ни с первым убийством, ни с третьим. Никаких связей в прошлой жизни. И роль его во всем этом деле сводилась к тому, что он тщательно осмотрел тело Эдит Мендер. Из всех трех убийств только его отношения с убийцей можно считать случайными.
Она слушала внимательно и с неподдельным интересом:
– То есть доктор тоже что-то обнаружил?
– Думаю, не просто обнаружил, а получил все основания для подозрений. Он поделился ими с убийцей, и это стоило ему жизни.
– А почему только с убийцей, а не со всеми? Почему он утаил от остальных то, что выяснил?
– Не знаю. Может быть, хотел воспользоваться ситуацией в свою пользу. У него были, что называется, материальные проблемы.
– Да, в отеле это обсуждали.
– А может быть, просто слишком длинный язык. Так или иначе, он если и не представлял опасности, то причинял беспокойство, и убийца решил сбросить его с доски. И сделал это очень изощренно, перемешивая ложные следы с истинными. Думаю, его ум был в это время уже обострен той ролью, которую мы с Пако Фокса взялись тогда играть.
– Иными словами, он начал игру с вами обоими. – Она сделала едва заметную паузу. – Со всеми нами.
– Именно так. Убийца зашел к Карабину в номер поговорить. Выкурил одну, по крайней мере, сигарету, а окурок выбросил или спрятал, а потом, под каким-то предлогом зайдя доктору за спину, вонзил ему в затылочную ямку нож для разрезания бумаги. Потом, движимый тем, что мы вправе назвать «вдохновением»…
– Боже, что вы такое говорите…
– Простите. Но все же это так. Это именно вдохновение.
– И что же он сделал в порыве вдохновения?
– Если позволите немного тщеславия, он устроил небольшую экспозицию в мою честь: надел на голову доктора парик задом наперед и вытянул его руку так, чтобы она указывала на старый экземпляр «Зефироса» с материалом о фильмах про Шерлока Холмса…
– А откуда взялся этот журнал?
– Из павильона на пляже. И после всего этого преступник вышел через балконную дверь на общую террасу. Однако позднее – не меньше чем через час – передумал и тем же путем вернулся в номер.
– Какое, однако, хладнокровие.
– Да уж, не отнять. Может быть, он спохватился, что забыл в пепельнице окурок, и вернулся за ним, а может быть, уступил искушению еще немного потешить упомянутое вдохновение. Может быть, он и не курил, а унес окурок Карабина, чтобы еще больше запутать картину преступления.
– Или ограничился тем, что зажег спичку и оставил ее в пепельнице.
Я взглянул на нее с новым интересом:
– Верно. Об этом я не подумал.
Она ответила мне легкой улыбкой, напрочь лишенной тепла:
– Вдохновение?