Последнее дело Холмса

– Да это и не она. Вернее, у всякой случайности есть собственные правила: произошло непредвиденное совпадение – вдова и немец оказались рядом. А дальше уже все делалось сознательно.

– И вы полагаете, что он убил Эдит?

– Нет, ну что вы! Наоборот.

Я снова сделал долгую театральную паузу. Театральную, насколько хватило сил.

– Клеммера убили вы.

Не знаю, сколько времени прошло в молчании – но немало. Я вытащил коробочку «Пантер»:

– Вы позволите?

– Конечно.

Я предложил сигару и ей, зорко следя за ее реакцией, и, к моему удивлению, она очень непринужденно согласилась. Голос ей не изменил, руки не дрожали, словно мы с ней вели ничего не значащую беседу.

– Значит, вы курите?

Она кивнула и ответила насмешливо:

– Сегодня да. Вы удивлены?

– Стало быть, вы уже давно сбили меня с толку. Я был уверен, что вы не курильщица.

– Этот вывод вы сделали при виде моих зубов и пальцев.

– Вероятно, я ошибался.

– Вероятно.

Я дал ей прикурить, а потом с удовольствием вдохнул дым своей сигары.

– Вы напечатали на «оливетти» записку, благодаря которой мы с Фокса ознакомились с цитатой из сочинения Томаса Де Квинси «Убийство как одно из изящных искусств».

Дымчатые глаза ее, казалось, подернулись ледком. И уставились на меня не моргая.

– Это смешно.

– Кроме того, вы похитили паспорта, чтобы завладеть документом Ганса Клеммера. Путая следы, забрали все, хотя нужен был вам только один… Впрочем, тут есть кое-что еще.

– Вот как? – Она медленно набрала в легкие и выпустила дым. – И что же?

– Узнаете в свое время… Дело обстояло так: выяснив место и год рождения и убедившись, что он – это он, вы назначили Клеммеру встречу в читальном салоне, если только не встретились с ним случайно. Это, впрочем, одно и то же. Вы отцепили гирьку от часов и проломили ему череп. И не устояли перед искушением сунуть ему в карман вырезку из «Пари матч», а также указать страницу, на которой помещен рассказ «Пестрая лента» и изображено, как Шерлок Холмс и Ватсон обнаруживают труп. – Я чуть улыбнулся, задумчиво следя взглядом за голубой спиралью дыма. – К этому времени мы с вами были уже, с позволения сказать, партнерами.

– Тайна запертой комнаты?

– Да.

– Опять проявление художественной натуры?

– Точно так. Вы завоевывали доверие и становились все более и более раскованной и дерзкой.

– Вы имеете в виду случай с доктором Карабином?

– Да, вам нравилось играть с огнем. И еще одна деталь. Я заметил ее, когда вы спустились в читальню и обнаружили труп Клеммера. Вы посмотрели прямо на него, а потом сразу же – на меня. Не моргали, никуда больше не смотрели.

– И что это значит?

– Вы себя этим выдали – это я понял позже. Кто угодно удивился бы, ну, скажем для примера, обнаружив, что в кофе у него соль, а не сахар. А если не удивился, значит имеет мотивы это скрывать. – Я взял паузу. – Похоже на странное поведение собаки в ночные часы[93]: странен был бы не лай, а то, что она не залаяла.

На лице Веспер по-прежнему не отражалось никаких чувств. И я не мог понять, сумела ли она оценить тот полушутливый, полунасмешливый, в духе Шерлока Холмса, тон, которым я продолжал говорить:

– Это было как стоп-кадр в кино. Понимаете? Камера замерла. Вы уже были там, и больше ничего видеть было не надо. Вы лишь должны были убедиться, все ли на трупе так, как должно быть, и правильно ли я все воспринял. Ничего больше в этой комнате вас не интересовало.

Я показал на сигарку, зажатую в ее пальцах. На тонкую полоску губной помады, оставшуюся на ней.

– И теперь я понимаю, что исчезнувший окурок – далеко не пустяк. Вы уничтожили его, потому что он тоже был испачкан помадой, и это могло бы навести меня на мысль о том, что тут замешана женщина.

– Женщина, дорогой Ватсон.

Я вздрогнул от того, как спокойно она это произнесла. И не сдержал восхищения:

– Сударыня, вы блистательны.

– И вы тоже в конечном-то итоге. Я и не думала, что до такой степени.

– Благодарю вас.

– Я в самом деле удивлена.

Моя подача. И я не торопясь взял ракетку и мячик.

– Могу удивить вас еще больше.

– Вы о чем?

– Когда я выдвинул убедительную гипотезу относительно вас, я заметил в ней один серьезный недостаток – она была невозможна.

– Не понимаю.

Я показал на полки с книгами:

– Вы знаете истории про Шерлока Холмса не хуже нас с Фокса, хоть и старались не показывать виду.

– Из чего вы это заключили?

– Вернемся на минутку к Клеммеру. Вы помните, что было написано на стене в рассказе «Этюд в багровых тонах»?

Она сделала вид, будто припоминает.

– Не уверена… Нет, не помню.

Я терпеливо улыбнулся:

– А все же…

– «Rache»… Да? «Месть».

– Правильно.

– А почему я должна мстить тому, кто оставил вдовой мою подругу?

– Я упомянул теоремы Евклида. Помните шестую, из Первой книги «Начал»?

– О двух сторонах треугольника?

– Она самая. Если две стороны треугольника равны, то равны и углы в его основании… Не так ли?

– Не понимаю… – Она сморщила лоб в явной растерянности. – Как не понимаю и того, почему я хотела отомстить Гансу Клеммеру.

– Потому что Эдит Мендер – это вы.

К моему удивлению, она лишь вздохнула. Вздохнула тяжело, но скорее устало, нежели раздраженно или озадаченно.