Последняя мистификация Пушкина

Де­ся­ти­ле­тия без­бож­ной жиз­ни ли­ши­ли нас нрав­ст­вен­но­го чув­ст­ва. Мы раз­дра­жа­ем­ся от лю­бо­го упо­ми­на­ния о нем. Ду­хов­ная жизнь! Ка­кая бес­смыс­ли­ца - вос­кли­ца­ют мно­гие! Ум­ные лю­ди раз­во­дят ру­ки или впа­да­ют в про­стран­ные рас­су­ж­де­ния о куль­тур­ных цен­но­стях, за­бы­вая, что все гра­ж­дан­ские за­ко­ны име­ют биб­лей­ские кор­ни, что уго­лов­но­му за­ко­но­да­тель­ст­ву пред­сто­ит нрав­ст­вен­ное в зри­мых, яс­ных ка­те­го­ри­ях. Заб­ве­ние их гро­зит са­мо­раз­ру­ше­ни­ем на­ро­да. Об­ще­ст­вен­ная жизнь, ли­шен­ная Бо­га и Та­ин­ст­ва, вы­ну­ж­де­на нестись в бе­ше­ном по­то­ке стра­стей, ус­ла­ж­дая се­бя го­ло­во­кру­жи­тель­ной ско­ро­стью. Спрыг­нуть с та­кой «ка­ру­се­ли» не­воз­мож­но - луч­ше все­го на нее не садить­ся.

Пуш­кин не сел. А вот Дан­тес и Ека­те­ри­на с ра­до­стью пре­да­лись ад­ской гон­ке. 11 ян­ва­ря, в по­не­дель­ник, Алек­сандр Ка­рам­зин по­бы­вал у них на зав­тра­ке, о чем спус­тя не­де­лю пи­сал бра­ту:

Изящ­но об­став­лен­ный дом мне очень по­нра­вил­ся[370].

Внеш­няя кра­со­та и бо­гат­ст­во вы­ра­зи­лись в этом бра­ке с осо­бой си­лой, как бы ут­вер­ждая власть по­шло­сти над ду­хом. Ос­ле­пи­тель­ная рос­кошь отвле­ка­ла вни­ма­ние об­ще­ст­ва от без­образ­ной су­ти но­во­го се­мей­ст­ва.

Пуш­кин знал, что мо­ло­до­же­ны уст­раи­ва­ют­ся с раз­ма­хом, все­рь­ез и на­дол­го, но, ко­гда по­сле зав­тра­ка они на­нес­ли ему сва­деб­ный ви­зит, по­эт от­ка­зал­ся при­нять их, да­вая по­нять, что не же­ла­ет уча­ст­во­вать в их бе­зум­ном по­каз­ном тор­же­ст­ве. То­гда они от­пра­ви­лись к Ка­рам­зи­ным, ко­то­рые, не раз­ду­мы­вая, рас­кры­ли пе­ред ни­ми две­ри.

Где бы ни ока­зал­ся Пуш­кин в тот ве­чер - за­ез­жал ли к друзь­ям или при­сут­ст­во­вал в Алек­сан­д­рий­ском те­ат­ре на бе­не­фи­се лю­би­мо­го ак­те­ра В.А. Ка­ра­ты­ги­на - раз­го­во­ры о Гек­кер­нах всю­ду на­сти­га­ли его, по­сколь­ку ря­дом не­из­мен­но на­хо­ди­лась Со­фья Ка­рам­зи­на, ув­ле­чен­ная раз­гад­кой та­ин­ст­вен­ной дра­мы и же­лав­шая го­во­рить о ней не­пре­стан­но.

Лю­бо­пыт­ст­во ее дос­тиг­ло пре­де­ла. На сле­дую­щий день, 12 ян­ва­ря, она, не до­жи­да­ясь удоб­но­го слу­чая, на­пра­ви­лась с от­вет­ным ви­зи­том к Гек­кер­нам. Убе­див­шись во­очию в спра­вед­ли­во­сти слу­хов о но­вой ши­кар­ной жиз­ни мо­ло­до­же­нов, Со­фья сра­зу се­ла пи­сать бра­ту от­чет, вы­держ­ки из ко­то­ро­го при­во­ди­лись вы­ше.

Ко­рот­кую за­пись об этом дне ос­та­вил и Тур­ге­нев:

12 ген­ва­ря... у Пуш­ки­ной[371].

По­че­му у Пуш­ки­ной, а не у Пуш­ки­на? Не­у­же­ли раз­го­вор с На­таль­ей Ни­ко­ла­ев­ной – ес­те­ст­вен­но, о бра­ке стар­шей се­ст­ры – был важ­нее об­ще­ния с дру­гом? Ста­ло быть, си­туа­ция, дей­ст­ви­тель­но, серь­ез­но обо­ст­ри­лась.

Пер­вы­ми вспо­ло­ши­лись Гек­кер­ны. От­каз Пуш­ки­на при­нять мо­ло­до­же­нов уже сам по се­бе был вы­зо­вом, оз­на­чав­шим се­мей­ный скан­дал, но он мог под­нять и но­вую вол­ну пе­ре­су­дов в об­ще­ст­ве. Опа­са­ясь раз­ви­тия кон­флик­та, Гек­кер­ны ре­ши­лись на труд­ный для се­бя шаг.

13 ян­ва­ря Дан­тес на­пи­сал Пуш­ки­ну пись­мо, в ко­то­ром от­кры­тым тек­стом «убе­ж­дал его за­быть про­шлое и по­ми­рить­ся», то есть на ди­пло­ма­ти­че­ском и свет­ском язы­ке пред­ла­гал мяг­кую ка­пи­ту­ля­цию. Но Пуш­кин про­мол­чал.

При­чин то­му бы­ло мно­же­ст­во. Пер­вая и глав­ная за­клю­ча­лась в том, что Дан­тес про­дол­жал де­лать вид, что ни­ка­кой встре­чи у По­ле­ти­ки не су­ще­ст­во­ва­ло и не со­би­рал­ся из­ви­нять­ся за нее пе­ред по­этом. Его жал­кие объ­яс­не­ния с На­таль­ей Ни­ко­ла­ев­ной лишь от­час­ти сни­ма­ли про­бле­му, и бы­ли яв­но не­дос­та­точ­ны для от­кры­то­го се­мей­но­го об­ще­ния.

Вто­рая - но­си­ла ско­рее пси­хо­ло­ги­че­ский ха­рак­тер – по­эт не же­лал быть «бед­ным род­ст­вен­ни­ком» тех, чье бо­гат­ст­во и карь­е­ра дер­жа­лись на уни­же­нии чес­ти и дос­то­ин­ст­ва дру­гих лю­дей. И по­том – как при­нять их по­все­ме­ст­ное, по­шлое при­сут­ст­вие!

Не са­мую по­след­нюю роль иг­ра­ла и тре­тья при­чи­на - са­мо­лю­бие по­эта. Свадь­ба Гек­кер­нов по­ста­ви­ла Пуш­ки­на в без­вы­ход­ное по­ло­же­ние: он не про­сто про­иг­рал па­ри, но и ли­шил­ся ар­гу­мен­та, оп­рав­ды­ваю­ще­го его по­ве­де­ние в по­след­ние ме­ся­цы. Свое не­же­ла­ние ви­деть Дан­те­са по­эт объ­яс­нял той же при­чи­ной – не­до­ве­ри­ем к ка­ва­лер­гар­ду. Те­перь, ко­гда он по­ка­зал се­бя че­ст­ным че­ло­ве­ком, от­ка­зать Дан­те­су от до­ма и не про­слыть бе­зум­цем, бы­ло не­воз­мож­но, но еще ху­же бы­ло впус­тить его, при­знав тем са­мым свои ошиб­ки и пре­вра­тив­шись во все­об­щее по­сме­ши­ще - пус­то­го рев­нив­ца, рас­про­стра­няв­ше­го глу­пые сплетни.

И, на­ко­нец, су­ще­ст­во­ва­ла чет­вер­тая при­чи­на, ко­то­рая воз­ник­ла по­сле но­во­год­не­го по­дар­ка Ни­ко­лая. Пуш­кин вдруг по­нял, что, ис­поль­зуя скан­дал с Гек­кер­на­ми, он смо­жет вы­рвать­ся из Пе­тер­бур­га. Царь, исполняя закон, дол­жен был отправить по­эта в отставку!