Последняя мистификация Пушкина

Вро­де бы так и дол­жен по­сту­пать че­ло­век, ко­то­рый ни­че­го не зна­ет о сво­ем обид­чи­ке и со­би­ра­ет ули­ки. Прав­да, для это­го нуж­на со­от­вет­ст­вую­щая ат­мо­сфе­ра: ка­би­нет­ное уе­ди­не­ние, а не по­сле­обе­ден­ный треп. А ес­ли вы­зов уже от­прав­лен и обид­чик оп­ре­де­лен, за­чем пус­кать до­ку­мент по кру­гу? Оче­вид­но, Пуш­кин соз­на­тель­но рас­пус­кал слух об ано­ним­ке. Мысль его, воз­мож­но, бы­ла сле­дую­щей: власть уз­на­ет о на­пад­ках на его се­мью, а он в свою оче­редь по­да­ет про­ше­ние об от­став­ке, где ссы­ла­ет­ся на но­вые сви­де­тель­ст­ва не­вы­но­си­мой жиз­ни в сто­ли­це, и ца­рю, не вы­но­ся­ще­му скан­да­лов, ни­че­го не ос­та­ет­ся, как от­пус­тить по­эта в де­рев­ню. Отъ­езд в Ми­хай­лов­ское, од­но­вре­мен­но, ре­шал и про­бле­му с Гек­кер­на­ми. У Яков­ле­ва по­эт на­шел бла­го­дар­ную ау­ди­то­рию и тут же при­сту­пил к осу­ще­ст­в­ле­нию сво­его за­мыс­ла.

По­сле­дую­щие два дня, по­не­дель­ник 9-е и втор­ник 10-е но­яб­ря, бо­лее дру­гих со­хра­ни­ли чер­ты ре­аль­но­сти, бла­го­да­ря не­сколь­ким пись­мам, дошедшим до нас в неизменном виде. Они го­во­рят о мно­гом, ес­ли не ог­ра­ни­чи­вать­ся чте­ни­ем от­дель­ных, за­ра­нее по­доб­ран­ных фраз, и лег­ко раз­ру­ша­ют все ус­то­яв­шие­ся пред­став­ле­ния о ду­эль­ной ис­то­рии.

Ут­ром 9-го но­яб­ря Жу­ков­ский по­лу­чил пись­мо по­слан­ни­ка, в ко­то­ром тот из­ла­гал свое ви­де­ние со­бы­тий по­сле по­се­ще­ния За­гряж­ской:

Ми­ло­сти­вый го­су­дарь! На­вес­тив m-lle За­гряж­скую, по ее при­гла­ше­нию, я уз­нал от нее са­мой, что она по­свя­ще­на в то де­ло, о ко­то­ром я вам се­го­дня пи­шу. Она же пе­ре­да­ла мне, что под­роб­но­сти вам оди­на­ко­во хо­ро­шо из­вест­ны; по­это­му я мо­гу по­ла­гать, что не со­вер­шаю не­скром­но­сти, об­ра­ща­ясь к вам в этот мо­мент. Вы знае­те, милостивый го­су­дарь, что вы­зов г-на Пуш­ки­на был пе­ре­дан мо­ему сы­ну при мо­ем по­сред­ни­че­ст­ве, что я при­нял его от его име­ни, что он одоб­рил это при­ня­тие, и что все бы­ло ре­ше­но ме­ж­ду г-м Пуш­ки­ным и мною. Вы лег­ко пой­ме­те, как важ­но для мое­го сы­на и для ме­ня, чтоб эти фак­ты бы­ли ус­та­нов­ле­ны не­пре­ре­кае­мым об­ра­зом: бла­го­род­ный че­ло­век, да­же ес­ли он не­спра­вед­ли­во вы­зван дру­гим поч­тен­ным че­ло­ве­ком, дол­жен пре­ж­де все­го за­бо­тить­ся о том, что­бы ни у ко­го в ми­ре не мог­ло воз­ник­нуть ни ма­лей­ше­го по­доз­ре­ния по по­во­ду его по­ве­де­ния в по­доб­ных об­стоя­тель­ст­вах[91].

Пре­рвем­ся. Пись­мо длин­ное и тре­бу­ет по­этап­но­го разъ­яс­не­ния. В нем мно­го эв­фе­миз­мов, по­сколь­ку речь шла о тща­тель­но скры­вае­мом со­бы­тии. И пре­ж­де все­го это ка­са­ет­ся, так на­зы­вае­мо­го, «де­ла», о ко­то­ром пи­шет по­слан­ник. Оче­вид­но, что под ним под­ра­зу­ме­ва­лась не са­ма ду­эль - Гек­керн от­кры­то го­во­рит об об­стоя­тель­ст­вах вы­зо­ва. Он уже об­су­ж­дал их с Жу­ков­ским при лич­ной встре­че. В пись­ме Гек­керн на­по­ми­на­ет об этом сло­ва­ми «Вы знае­те…», то есть я вам го­во­рил. Та­ким об­ра­зом он до­ку­мен­таль­но оформ­ля­ет свою по­зи­цию, пред­став­ляя ее в удоб­ном ви­де. В ча­ст­но­сти, он не упо­ми­на­ет об от­сроч­ках. Это и по­нят­но - их при­шлось бы объ­яс­нять. А объ­яс­нить не­воз­мож­но! У Гек­кер­на с Пуш­ки­ным уже сло­жил­ся не­глас­ный до­го­вор об­хо­дить мол­ча­ни­ем встре­чу у По­ле­ти­ки. Это уст­раи­ва­ло обо­их, но вскры­лось дру­гое об­стоя­тель­ст­во, спо­соб­ное на­вре­дить ре­пу­та­ции Дан­те­са и тем са­мым рез­ко из­ме­нить ба­ланс сил в поль­зу Пуш­ки­на. По­яв­ле­ние ано­ни­мок бес­по­кои­ло Геккер­на. Он пи­сал даль­ше:

Как вам так­же из­вест­но, ми­ло­сти­вый го­су­дарь, все про­ис­шед­шее по сей день со­вер­ши­лось че­рез вме­ша­тель­ст­во треть­их лиц. Мой сын по­лу­чил вы­зов; при­ня­тие вы­зо­ва бы­ло его пер­вой обя­зан­но­стью, но, по мень­шей ме­ре, на­до объ­яс­нить ему, ему са­мо­му, по ка­ким мо­ти­вам его вы­зва­ли. Сви­да­ние пред­став­ля­ет­ся мне не­об­хо­ди­мым, обя­за­тель­ным,— сви­да­ние ме­ж­ду дву­мя про­тив­ни­ка­ми, в при­сут­ст­вии ли­ца, по­доб­но­го вам, кото­рое су­ме­ло бы вес­ти свое по­сред­ни­че­ст­во со всем ав­то­ри­те­том пол­но­го бес­при­стра­стия и су­ме­ло бы оце­нить ре­аль­ное ос­но­ва­ние по­доз­ре­ний, по­слу­жив­ших по­во­дом к это­му де­лу. Но по­сле то­го, как обе вра­ж­дую­щие сто­ро­ны ис­пол­ни­ли долг че­ст­ных лю­дей, я пред­по­чи­таю ду­мать, что ва­ше­му по­сред­ни­че­ст­ву уда­лось бы от­крыть гла­за Пуш­ки­ну и сбли­зить двух лиц, ко­то­рые до­ка­за­ли, что обя­за­ны друг дру­гу вза­им­ным ува­же­ни­ем. Вы, ми­ло­сти­вый го­су­дарь, со­вер­ши­ли бы та­ким об­ра­зом поч­тен­ное де­ло, и ес­ли я об­ра­ща­юсь к вам в по­доб­ном по­ло­же­нии, то де­лаю это по­то­му, что вы один из тех лю­дей, к ко­то­рым я особ­ли­во пи­тал чув­ст­ва ува­же­ния и ве­ли­чай­ше­го поч­те­ния, с ка­ким я имею честь быть ваш, ми­ло­сти­вый го­су­дарь, по­кор­ней­ший слу­га ба­рон Геккерн[92].