Последняя мистификация Пушкина

Что­бы по­нять по­ве­де­ние по­эта, на­до ис­хо­дить из си­туа­ции, в ко­то­рой он ока­зал­ся. Она бы­ла уни­каль­ной. На­чав­шие­ся сва­деб­ные при­го­тов­ле­ния де­ла­ли ду­эль не­воз­мож­ной. Та­кой по­сту­пок со сто­ро­ны се­мьи не­вес­ты не­со­мнен­но вы­звал бы осу­ж­де­ние в об­ще­ст­ве. На­пи­сав им­пуль­сив­ное пись­мо Гек­кер­ну, Пуш­кин в пол­ной ме­ре осоз­нал это. Но ему сроч­но нуж­но бы­ло что-то про­ти­во­пос­та­вить «сказ­ке» о ры­цар­ском по­ве­де­нии Дан­те­са - слух столь же бес­смыс­лен­ный и по­ра­жаю­щий во­об­ра­же­ние, за­став­ляю­щий Гек­кер­нов бе­жать из стра­ны. Ано­ним­ка, си­фи­лис - все это бы­ло, как нель­зя, кста­ти.

Бо­лее то­го, в сво­ем стрем­ле­нии обо­ст­рить си­туа­цию по­эт, ве­ро­ят­но, уже то­гда до­шел до край­но­сти. По­сле ду­эли Гек­керн пи­сал Вер­стол­ку о по­лу­чен­ном им пись­ме сле­дую­щее:

са­мые пре­зрен­ные эпи­те­ты бы­ли в нем да­ны мо­ему сы­ну... доб­рое имя его дос­той­ной ма­те­ри, дав­но умер­шей, бы­ло по­пра­но.

Име­лась в ви­ду фра­за: «вы оте­че­ски свод­ни­ча­ли ва­ше­му не­за­кон­норожденно­му или так на­зы­вае­мо­му сы­ну», ко­то­рая на са­мом де­ле име­ла несколь­ко иной вид, по­сколь­ку про­чи­тав пись­мо, Ни­ко­лай I на­пи­сал се­ст­ре 4 фев­ра­ля 1837 г.:

Пуш­кин ... ос­кор­бил сво­его про­тив­ни­ка столь не­дос­той­ным об­ра­зом, что ни­ка­кой иной ис­ход де­ла был не­воз­мо­жен».

Алек­сандр Тру­бец­кой знал о со­дер­жа­нии бран­но­го пись­ма Пуш­ки­на со слов Дан­те­са и вспо­ми­нал, что по­эт

на­пи­сал Гек­кер­ну ру­га­тель­ное пись­мо, в ко­то­ром вы­став­лял его свод­ни­ком сво­его вы…ка[153].

По мне­нию Скрын­ни­ко­ва, ото­слав пись­мо Гек­кер­ну 25 ян­ва­ря, Пуш­кин из­го­то­вил две ко­пии, в ко­то­рых смяг­чил вы­ра­же­ния. Они то – су­деб­ная ко­пия и ав­то­граф Дан­за­са – лег­ли в ос­но­ву со­вре­мен­но­го ре­кон­ст­руи­ро­ван­но­го тек­ста, где сло­во, при­ня­тое изо­бра­жать мно­го­то­чи­ем, ус­ту­пи­ло ме­сто впол­не ли­те­ра­тур­но­му - «не­за­ко­но­ро­ж­ден­ный».

Мож­но, ко­неч­но, го­во­рить, что «в ос­корб­ле­нии ма­те­ри Жор­жа Дан­те­са был по­ви­нен не столь­ко Пуш­кин, сколь­ко са­ми Гек­кер­ны. Это они при­ду­ма­ли фан­та­сти­че­скую ро­до­слов­ную по­ру­чи­ку, буд­то бы ро­див­ше­му­ся от вне­брач­ной свя­зи его ма­те­ри с гол­ланд­ским ко­ро­лем»[154]. Но как это оп­рав­ды­ва­ет ру­гань по­эта!? Сде­лав за­ме­ну, Пуш­кин и сам вы­ра­зил от­но­ше­ние к ней.

Ко­неч­но, «Изо­щрен­ный ди­пло­мат, ба­рон Гек­керн за­ста­вил выс­шее об­ще­ст­во по­ве­рить этой не­бы­ли­це, по­зо­рив­шей ни в чем не по­вин­ную ба­ро­нес­су Дантес как жен­щи­ну со­мни­тель­но­го по­ве­де­ния и мать уб­люд­ка»[155]. По­то­му и за­ста­вил, что не гнал­ся за прав­до­по­до­би­ем. Лю­ди ве­рят в «сказ­ки», а по­эт хо­тел вер­нуть их в дей­ст­ви­тель­ность, раз­ру­шить фее­ри­че­ский «миф», изо­бли­чить не­че­ст­ную иг­ру, не пред­ла­гая вза­мен ни­че­го бо­лее ска­зоч­но­го.

Впро­чем, не жиз­не­спо­соб­ность слу­ха бес­по­кои­ла по­эта. Важ­но бы­ло, ко­гда и в ка­ком ви­де он по­па­дет к пра­ви­тель­ст­ву и ца­рю? От это­го, в ко­неч­ном сче­те, за­ви­се­ла судь­ба ге­ро­ев ду­эль­ной ис­то­рии. Но ждать бы­ло не­вы­но­си­мо, а Пуш­ки­ну не тер­пе­лось по­лу­чить не­мед­лен­ный ре­зуль­тат. И он ре­шил пря­мо об­ра­тить­ся к ца­рю че­рез ми­ни­ст­ра, вве­дя пра­ви­тель­ст­во, что на­зы­ва­ет­ся, в курс де­ла так, как он это ви­дел, при этом, ес­те­ст­вен­но, не тре­буя «ни пра­во­су­дия, ни мще­ния». Ины­ми сло­ва­ми, не столь­ко до­не­сти, сколь­ко про­све­тить.

Ка­за­лось бы, на этом мож­но ос­та­но­вить­ся - все ар­гу­мен­ты ис­чер­па­ны, оба пись­ма об­су­ж­де­ны, са­мые пи­кант­ные под­роб­но­сти вы­яв­ле­ны. Но бы­ла у этой ис­то­рии еще од­на сто­ро­на, воз­мож­но, са­мая важ­ная, о ко­то­рой не при­ня­то го­во­рить - бы­ло еще и третье пись­мо, на­пи­сан­ное в этот же день 21 но­яб­ря. О нем обыч­но за­бы­ва­ют, по­ла­гая не от­но­ся­щем­ся к де­лу. Это пись­мо Кан­кри­ну. На­ка­ну­не по­эт по­лу­чил от не­го впол­не пред­ска­зуе­мый от­вет:

Ми­ло­сти­вый го­су­дарь мой, Алек­сандр Сер­гее­вич! Ка­са­тель­но пред­по­ло­же­ния Ва­ше­го, изъ­яс­нен­но­го в пись­ме Ва­шем от 6-го се­го но­яб­ря, об об­ра­ще­нии при­над­ле­жа­щих Вам 220 душ в Ни­же­го­род­ской гу­бер­нии, из ко­их 200 за­ло­же­ны в 40 т. руб., в уп­ла­ту 45 т. руб. долж­ных Ва­ми Го­су­дар­ст­вен­но­му Ка­зна­чей­ст­ву, имею честь со­об­щить, что с мо­ей сто­ро­ны по­ла­гаю при­об­ре­те­ния в каз­ну по­ме­щичь­их име­ний во­об­ще не­удоб­ны­ми и что во вся­ком по­доб­ном слу­чае нуж­но ис­пра­ши­вать вы­со­чай­шее по­ве­ле­ние[156].

И вот что от­ве­тил Пуш­кин:

Край­не со­жа­лею, что спо­соб, ко­то­рый ос­ме­лил­ся я пред­ло­жить, ока­зал­ся [в гла­зах Ва­ше­го сия­тель­ст­ва] не­удоб­ным. Во вся­ком слу­чае по­чи­таю дол­гом во всем окон­ча­тель­но по­ло­жить­ся на бла­го­ус­мот­ре­ние Ва­ше­го сия­тель­ст­ва.[157]