— Я не хочу выйти замуж и принести несчастье. Семейная жизнь не для всех. Есть люди, которые способны принять в другом человеке лишь какую-то часть его. А между тем мужчина и женщина, попавшие в сети семейной жизни, становятся столь близкими, что вынуждены иметь дело с другим человеком как чем-то целым, со всем, что в нем есть. Между ними нет тогда ни малейшего расстояния, и ни один из них потому не в силах спрятать от другого даже частицу самого себя.
— Лабонно, ты себя не знаешь! В тебе нет ничего, что другой не мог бы принять.
— Но он-то не принимает меня такой! Мне кажется, он не видит настоящую меня — простую, обыкновенную девушку. Стоит мне затронуть его душу, и он разражается неудержимым потоком слов. Он придумал меня. Когда его мысль устанет и слова иссякнут, он увидит, что я вовсе не такая, какой он меня вообразил, и тогда — пустота. Когда человек женится, он должен брать другого таким, каков он есть, потому что потом его будет трудно переделать.
— Ты думаешь, Омито не сможет принять такую девушку, как ты?
— Сможет, если сам переменится. Но зачем ему меняться? Я этого не хочу.
— Чего же ты хочешь?
— Я хочу как можно дольше оставаться для него мечтой, порождением его слов, игрой его фантазии. Но почему я называю это мечтой? Это мое новое рождение, моя новая жизнь, — если я ему представляюсь такой! Пусть этот образ появился из кокона его воображения яркой бабочкой, всего на день. Что за беда? Чем бабочка хуже других живых существ? Пусть она рождается с восходом и умирает на закате, — что из того? Это значит лишь, что времени мало и его нельзя терять понапрасну.
— Ну, хорошо, предположим, для Омито ты только мимолетная мечта! Но что будет с тобой? Ты что же, вообще не собираешься замуж? Разве Омито для тебя тоже мечта, иллюзия?
Лабонно сидела молча, не говоря ни слова.
— Когда ты говоришь, — продолжала Джогомайя, — сразу видно — ты очень начитанна. Я не умею так думать и так рассуждать. Может быть, даже в нужный момент я не смогу быть такой твердой, как ты. Но я разглядела тебя сквозь все твои рассуждения, дорогая. Как-то около полуночи я заметила свет в твоей комнате. Я вошла и увидела, что ты плачешь, склонившись к столу и закрыв руками лицо. Тогда ты не философствовала. Сперва я хотела подойти и утешить тебя, но потом подумала, что для всякой девушки приходит время, когда ей надо выплакаться, и тогда не следует ей мешать. Я прекрасно знаю, что ты хочешь любить сердцем, а не разумом. Ты не можешь жить, если тебе некому отдать душу. Потому я и говорю: ты должна быть с ним! Не связывай себя слишком поспешными зароками. Я боюсь твоего упрямства, — если уж ты что-нибудь вобьешь в голову, переубедить тебя будет нелегко.
Лабонно не отвечала. Опустив голову, она, неизвестно зачем, то собирала в складки, то расправляла край сари у себя на коленях.
— Когда я смотрю на таких, как ты, — заговорила снова Джогомайя, — мне часто кажется, что от книг и размышлений ум ваш стал слишком уж изощренным. Вы придумали себе идеальный мир, не имеющий ничего общего с нашей земной жизнью. Вы уже не можете обходиться без лучей разума, пронизывающих тела, словно они вовсе не из плоти и крови. В наше время эти пути были нам неведомы, но для наших простых чувств и без того хватало радостей и печалей и поводов для размышлений. А сейчас вы напридумывали столько проблем и так их преувеличиваете, что все кажется вам чрезмерно сложным.
Лабонно улыбнулась. Совсем недавно Омито говорил Джогомайе о невидимых лучах — и вот, оказывается, как она поняла. Это свидетельствовало об ее утонченности. Мать Джогомайи, наверное, не смогла бы так понять эту мысль.
— Чем глубже разум человека проникает в тайну бегущего времени, тем легче ему будет противостоять ударам времени, — проговорила Лабонно. — Страх перед тьмой непереносим потому, что тьма — это неизвестность,
— Мне сейчас кажется, — сказала Джогомайя, — что было бы лучше, если бы вы с ним не встретились.
— Нет, нет, не говоря так! Я даже представить не могу, что все могло случиться иначе. Одно время я думала, что мне уже никогда не пробудиться, что вся моя жизнь пройдет в чтении книг и сдаче экзаменов. А теперь я вдруг увидела, что могу любить. Невозможное стало возможным, и это уже очень много. Мне кажется, раньше я была всего лишь тенью, а теперь стала живым существом. Чего мне еще желать? Только не проси меня выходить замуж!
С этими словами Лабонно соскользнула со стула на пол и зарыдала, спрятав лицо в. коленях у Джогомайи.
IX
ПЕРЕМЕНА ЖИЛИЩА
Литературно-художественный альманах.
Александр Яковлевич Гольдберг , Виктор Евгеньевич Гусев , Владислав Ромуальдович Гравишкис , Николай Григорьевич Махновский , Яков Терентьевич Вохменцев
Документальная литература / Драматургия / Поэзия / Проза / Советская классическая проза / Прочая документальная литература / Стихи и поэзия