Последняя поэма

— Но разве цивилизация не может существовать наряду с добротой? Тогда тебе незачем будет скрывать свою нищету!

— На это можно ответить только словами поэта. Мою жалкую прозу необходимо заковать в размер и укрепить рифмами, чтобы она стала ярче и доходчивее. Мэтью Арнольд[40] говорил, что поэзия — это критика жизни. Перефразируя его слова, я бы сказал, что поэзия — комментарий жизни в стихах. Однако из уважения к дорогой гостье предупреждаю заранее: стихи, которые я сейчас прочту, написаны отнюдь не гением.

Пусть сердце разрывается в груди!
Пока ты нищ — к любимой не ходи,
И не моли, и жалких слез не лей, —
Стоять напрасно будешь у дверей.

Подумайте, ведь любовь — это богатство, и ее страстные порывы не выразить хныканьем бедняка. Только бог, желая выразить свою любовь к верующему, приходит к его двери в рубищах нищего.

Сначала драгоценный дай залог
И лишь потом проси в обмен венок;
Будь мудр и на обочине в пыли
Своей богине ложе не стели.

Поэтому я и просил Лабонно смилостивиться и не входить в комнату. Что же я расстелю для нее, если у меня ничего нет? Эти мокрые газеты? Боюсь, останутся пятна от теперешних передовиц. Поэт сказал: «Я не зову любимую разделить мою жажду, — я зову ее, когда чаша жизни полна до краев».

Когда приносит зной опустошенье,
И сохнет лес, и вянут все цветы,
Ужели на алтарь, как приношенье.
Пучок сухой травы возложишь ты?

Нет! Дорогую гостью приглашая,
Ее ты встретишь, радостью сияя,
И сотни ярких факельных огней
Рассеют тьму ночную перед ней.

Первое подвижничество человек совершает в младенчестве, когда он, бедный и голый, лежит на коленях своей матери. Это его первое испытание: он должен завоевать любовь. Моя хижина сурово готовится к такому испытанию. Я уже твердо решил назвать эту хижину «Дом маши-ма».

— Сын мой, второе подвижничество человека — это подвижничество славы, испытание любви, когда по левую руку сидит девушка. И никакие мокрые газеты в твоей хижине не помешают этому испытанию. Зачем ты уверяешь себя, что не дождешься взаимности? Ты же знаешь в глубине души, что тебе скажут «да»!

Джогомайя привела Лабонно, поставила ее рядом с Омито и положила ее правую руку на правую руку Омито; затем она сняла с шеи Лабонно золотое ожерелье и, обвив им их руки, воскликнула:

— Пусть ваш союз будет вечен!

Омито и Лабонно склонились и почтительно коснулись ног Джогомайи.

— Подождите меня, — сказала она, — я привезу из нашего сада цветов.

Джогомайя села в машину и уехала.

Омито и Лабонно молча сидели на кровати. Наконец Лабонно взглянула на Омито и спросила:

— Почему ты не пришел сегодня?

— Причина так незначительна, что в такой день я даже не решаюсь о ней говорить. В книгах нигде не упоминается, что влюбленный отказался от свидания с любимой только потому, что шел дождь, а у него не было плаща. Наоборот, там описывается, как он переплывает бушующий океан. Впрочем, это относится к области чувств, а я тоже барахтаюсь в этом океане. Как ты думаешь, переплыву я когда-нибудь его просторы?

И он процитировал:

Туда, где ни один моряк не плавал,
мы плывем,
Плывем вперед, рискуя всем,
и жизнью и кораблем.

Бонне, ты ждала меня сегодня?

— Да, Мита. В шуме дождя мне все время слышались твои шаги. Мне казалось, что ты идешь из бесконечной дали. И вот наконец ты пришел ко мне.

— Бонне, когда я не знал тебя, в моей жизни была огромная черная пустота. Это было самое ужасное в моей жизни. Сейчас эта пустота заполнена; над ней сияет свет, и небо отражается в ней. Теперь эта заполненная пустота — самое прекрасное в моей жизни. Моя неудержимая болтовня — лишь разбегающиеся волны на переполненном озере моей души. Кто остановит их?

— Мита, что ты делал сегодня весь день?

— В моей душе была ты, и ты хранила молчание. Я хотел сказать тебе что-то, но слова изменили мне — я не мог их найти. С неба лил дождь, а я сидел и твердил; «Верните мне слова! Дайте мне слово!»

Но что со мной?
Тот миг непостижимый, неземной,
Блаженства полный и очарованья,
Мне кажется, когда года прошли,
Улыбки легче, проще, чем дыханье,
Древней самой земли.

Вот этим я и занимаюсь — присваиваю чужие слова. Если б я имел талант композитора, я бы и «Песню о дожде» Видьяпати[41] переложил на музыку и переделал по-своему. Хотя бы так: