На самом деле, я знаю, что она так и сделает, но я пытаюсь выяснить, в каком виде она это изложит. Если она напишет так, как я призналась, люди поймут мою боль, но если она настроена против меня, то моя репутация, как бессердечной матери, будет практически увековечена.
Она опускает палочки для еды, на ее лице появляется огорчение – или это отвращение?
– Я могу пообещать только то, что не буду судить вас, мисс Шао. Для меня это немыслимо, но я слышала, что подобные вещи довольно распространены в Китае. Это печально.
Мне не дает покоя чувство привилегированности и высокомерия в ее голосе – той, которая выросла в Америке. Но что я могу сказать, будучи тем, кого судят? Никакие пожертвования, сделанные мной храмам в течение последних десятилетий, не могут смыть мой грех.
– Я слышала о смерти Мириам от шанхайских евреев, и, признаюсь, это было очень трудно понять. Каждый рассказывал мне свою версию. Одни говорили, что она умерла от болезни, другие – что ее застрелили во время потасовки, третьи считали, что вы привели туда японцев. Теперь я понимаю, как это произошло на самом деле. Ваш рассказ очень помог, мисс Шао.
Я киваю и открываю рот. Мне нужно сказать ей что-то чрезвычайно важное, но я не могу собраться с духом.
– Мисс Шао?
– Да? – Стены вокруг меня сужаются. Принимала ли я сегодня свои лекарства?
– Вы в порядке? Не хотите ли выпить немного воды?
– Да, было бы неплохо. На чем мы остановились?
Глава 70
Мистер Биткер был прав. Война продолжалась, и ссуда мисс Марголис закончилась к октябрю прошлого года. С тех пор в течение четырех месяцев Эрнест поддерживал беженцев на свои собственные деньги. Он даже пошел дальше и заменил старый бойлер в общежитии на новый, чтобы кухня работала более эффективно и обеспечивала столь необходимой горячей водой всех проживающих там. Без благотворительной миссии мисс Марголис он был единственным человеком в Шанхае, который заботился о нуждающихся беженцах, и планировал как можно дольше продолжать делать это, чего бы это ему ни стоило.
Мириам. Что, если бы она была жива? Она была бы счастлива работать в пекарне, счастлива видеть, как он заботится о своих людях. Что, если бы он позволил ей уехать с мистером Блэкстоуном? Она бы училась в Вассарском колледже. Она была бы жива.
Эрнест поставил кувшин с пильзенским пивом и пожал руку китайцу в длинном халате, сидевшему напротив него. Сделка была заключена. Он только что приобрел флот колесных пароходов, работающий на угле пароход, грузовое судно и еще один пароход, работающий на угле, с полной грузоподъемностью в девять с половиной тысяч тонн.
После нескольких месяцев напряженной работы и своевременных инвестиций он стал богатым человеком. Полученную прибыль Эрнест вложил в различные предприятия и с помощью друзей мистера Биткера расширился до банковской отрасли. Теперь, благодаря этой сделке, он стал крупнейшим судовладельцем в Шанхае. Его конечной целью было приобрести большие грузовые суда, огромные нефтяные танкеры и даже супертанкеры, чтобы стать ведущим судовладельцем вдоль китайского побережья от Гонконга до Циндао. Это вселяло в него большую уверенность, что с его растущим богатством он смог бы обеспечить беженцев в долгосрочной перспективе.
Его приглашали на вечеринки, организованные небольшой группой богатых, неустрашимых иностранцев, ищущих счастья в Шанхае. Вечеринки были тихими – никакой фортепианной музыки, чтобы не привлекать внимания, – но декадентскими, с сигарами, джином и виски. Часто они проводились подпольно или в частных зданиях вдали от клубов и отелей. В этих залах, покрытых смолой и защищенных мешками с песком, он курил сигары и пил виски, которое, по слухам, было украдено из личного погреба Сассуна. Все состояние британца в Шанхае было потеряно, его отель разграблен японскими солдатами, его апартаменты оккупированы немцами, а ипподром – японскими морскими пехотинцами.
Время от времени мысли Эрнеста возвращались к британцу, который изменил его жизнь. Он хотел бы при встрече дружески пожать ему руку и выслушать его советы.
Иногда на этих вечеринках Эрнеста спрашивали о том, почему он остается холостяком. Не желая вдаваться в подробности, он начал приводить с собой Голду. Обладая поразительной красотой и изысканным обаянием актрисы, Голда шла с ним под руку, ее огненно-рыжие волосы, уложенные яркими локонами, обрамляли бледное лицо. Он покупал ей все, что она просила. Украшения, платья, меха, обувь и шляпы. Она любила шляпы. Кремовая, вязанная крючком с шерстяной лентой, бархатная шляпка-таблетка бордового цвета или шерстяная шляпка-таблетка с черной вуалью. Укутанная в роскошную шубу поверх блузки цвета слоновой кости с кружевным воротником, с руками в перчатках винного цвета, Голда была похожа на летнюю розу среди увядшей осенней травы.
Он больше не спал с ней после того ночного безумия и мягко отказывал ей, когда она искала его ночью. Голда была знаменем его успеха, а не целью его счастья.