В комнату вошла Фрая. Не говоря ни слова, она взяла младенца и начала укачивать. В колыбели ее рук он успокоился, крик прекратился.
Распахнув занавески, в дверном проеме появился Даррит. Желтый свет из комнаты осветил личико малыша. Омарейл чуть нахмурилась.
– Знаешь, мне кажется, мы что-то не так поняли. Черты лица, кхм, другие, – обратилась она к Дарриту, – посмотри, как широко посажены глаза, рот смешной. И голова странной формы, какая-то вытянутая. В общем, он довольно страшненький.
Несмотря на то что Норт был явно потрясен недавней сценой, слова принцессы заставили его улыбнуться.
– Это нормально, все новорожденные выглядят необычно и часто довольно нелепо.
– Мама говорила, что я была очень красивой, когда родилась, – возразила Омарейл.
– Это тоже нормально. Для матери ее ребенок всегда… – Он осекся, не сумев закончить фразу.
А Фрая, продолжая держать малыша, внимательно посмотрела на Даррита и с нажимом произнесла:
– Думаю, пришло время все мне объяснить,
Он кивнул, но в этот момент раздался стон – Эддарион наконец очнулся. Все вышли к нему.
– Где она? – спросил Мраморный человек, привстав на локтях, а затем взглянул на Омарейл и отпрянул.
Белки его глаз покрывала красная паутинка, отчего голубая радужка казалась особенно яркой. Во взгляде читались испуг и боль.
Эддарион с большим трудом, опираясь о скрипящий под его весом стол, поднялся на ноги. Перевел взгляд на Фраю и схватился за голову. Сжимая виски, он издал глубокий, низкий стон и привалился к стене.
– Что она сделала со мной? – воскликнул он, вцепившись в свои светлые волосы.
Прядь вырвалась на удивление легко. Эддарион в ужасе взглянул на оставшийся в кулаке клок и обессиленно упал на стул.
– Что произошло? Кто там?.. – Мраморный человек указал рукой на соседнюю комнату, жмурясь.
– Младенец. Сын Совалии, – ответила Фрая с беспокойством.
– Я… я чувствую его.
Эддарион встал.
– Ты тревожишься, Фрая? – спросил он. – И… рада? Очень глубоко я ощущаю твою надежду и радость.
Она ахнула и сделала шаг назад.
– А ты? – Мраморный человек повернулся к Омарейл и схватился за сердце. – За кого тебе так больно? За младенца? Нет…
Он взглянул на Норта и зарычал, еще сильнее сжимая голову.
– Что, тьма тебя раздери, это такое?! – Эддарион простонал. – Это невыносимо. Мне нужно побыть одному.
С этими словами он, шатаясь и ударяясь то о косяк двери, то о стену, ушел прочь.
– Нужно как-то помочь… – растерянно проговорила Омарейл.
– Пускай придет в себя, – отозвалась Фрая. – Я не знаю, что мы можем сделать. И у нас есть те, кто нуждается в помощи больше. В помощи и в правде.
Даррит глубоко вздохнул, сел за стол и начал свой рассказ.
Говорил он сухо, поэтому Омарейл не могла не дополнять его важными, на ее взгляд, комментариями.
– Я попала в вашу лавку случайно. Тогда я еще не знала, кто вы, – заметила она.
– Ты сразу меня заинтриговала, потому что я считала, что знаю всех эксплетов в Ордоре, – отозвалась Фрая. – По крайней мере, Эддарион вроде бы знает, но о тебе никогда не упоминал. А когда появился Север… – она посмотрела на Даррита.
Выглядел тот неважно: бледный, хмурый, с потухшим взглядом. Уголок его рта, переходящий в ярко проступивший шрам, искривился сильнее обычного.
– Мое появление случайностью не было, – произнес он. – Дело у нас тут совершенно иное, но я не мог с тобой не повидаться.
Фрая хотела что-то ответить, но затем понимание отразилось на ее взволнованном лице. В это мгновение и Норт осознал, как это прозвучало. Он нервно взглянул на нее, затем на Омарейл, приоткрыл рот, будто собираясь что-то сказать, но не нашел правильных слов. Такая реакция лишь выдавала печальную правду: в его времени что-то не позволяло ему видеться с госпожой Тулони. И по трагичности, с которой была произнесена последняя фраза, ответ напрашивался один.
Принцесса не считала себя вправе вмешиваться, поэтому молча наблюдала, как Фрая берет себя в руки, внимательно, с интересом смотрит на Даррита, пряча потрясение и оставляя лишь любопытство.
– У тебя глаза отца, – сказала наконец она, переводя взгляд на младенца, спящего у нее на руках. – Я его нечасто видела, правда, но форма очень уж особенная. У братишки Дана такие же глазки.
И это замечание заставило Омарейл в полной мере осознать всю ситуацию. Даррит был сыном Совы, а значит – родным братом Дана и Бериота. Перед ее мысленным взором появилось, хоть и нечетко, лицо директора школы. Загадочно блестели хитроватые лисьи глаза! Она не обращала внимания прежде, а сейчас поняла, что, действительно, оба – и Норт, и Дан – обладали этим необычным разрезом. Как можно было не замечать раньше?
Вспомнился момент, когда маленький Бериот забегал в Луми-лавку с просьбой подписать открытку для «малыша». От старшего брата. Речь шла не о Дане, а о тогда еще не родившемся Норте.
А следом, цепляясь одно за другое, начали всплывать и другие воспоминания. Острой занозой засевшее «Ты не представляешь, на что я способна ради вас с Бериотом», сказанное когда-то Совой Дану, теперь приобретало еще более пронзительный и мрачный смысл.