Последняя сказка

– О нет… Знаешь, на моих первых рисунках – на тех, которые были хоть на что-то похожи, – мои родители выглядели как я, то есть с длинными светлыми волосами, в платьях, но с длинными черными руками. Со мной, конечно, занимались, развивали, но совершенно не принимали во внимание некоторые слишком очевидные вещи: я считала, что стена с моим отражением и длинными руками в перчатках – это мои мама и папа. Когда это стало очевидно, мне наняли целый штат умных мужей и лекарей. Чтобы «сформировать у меня правильное представление о мире и людях, предотвратить возможные неврозы», – продекламировала Омарейл чьи-то чужие слова, она уж и не помнила чьи. – Начали обучать меня с помощью картин, карточек, скульптур и прочего. Задумались о физическом развитии. Подумать только, все это было напрасно! Все это было не нужно…

Омарейл и Даррит посмотрели друг другу в глаза. Две жертвы одной женщины. Две жертвы материнской любви, так или иначе лишенные ее же.

– Но я хотела рассказать вовсе не об этом. Я просто хотела, чтобы ты понял: долгое время у меня в стене были перчатки. Однажды – судя по тому, что я помню столик у стены и кучу мелков на нем, мне было лет пять – я уснула, рисуя. Я спала, уронив голову на руки, и вдруг почувствовала прикосновение. Сначала к волосам, потом к щеке. Я как-то поняла, что это была мама. Ощущение на коже было странным, возможно, оно напугало меня, но я никак не выдала, что проснулась, только осторожно приоткрыла глаза. Представь мое удивление, когда я увидела руку. Не перчатку – руку. Похожую на мою, только больше. Вот тогда-то я испытала настоящий страх. Пальцы потрогали мою щеку, лоб, веки и еще вот здесь, – Омарейл провела по локтю. – Я слышала мамино дыхание. Затем рука исчезла. Я сделала вид, что только проснулась. Все воспоминания из того возраста отрывочны, но вот этот момент запомнился мне отчетливо до мельчайших подробностей.

Она улыбнулась, вновь переживая те ощущения.

– Я никому не могла рассказать об этом, и даже мама не знала, что я видела. Мне казалось, нельзя поднимать эту тему. Перчатки потом убрали, потому что они начали меня нервировать. Зеркальное стекло тоже почти везде сняли, чтобы я могла чувствовать себя хозяйкой своего пространства. В более сознательном возрасте у меня всегда все было по расписанию, которое родители составляли вместе со мной, и я могла его корректировать, если хотела. Никто не имел права прийти ко мне в неположенное время, если только не было чего-то очень важного. Так, по мнению ученых, у меня должно было создаваться ощущение контроля над собственной жизнью. Должен был уменьшаться стресс.

– Я никогда не задумывался о том, через что пришлось пройти вашим родителям. И как сложно было вырастить вас такой… нормальной.

– Ох, Норт, ну такими комплиментами ты меня просто смущаешь, – с иронией отозвалась Омарейл, хотя полностью осознавала справедливость его слов.

Он слегка улыбнулся.

– В общем, – продолжила она, – однажды, когда мне уже было лет двадцать и я вовсю готовила побег, в каком-то споре с мамой сказала, что знаю. Ты пойми, то, что она сделала… если бы кто-то узнал, это могло иметь серьезные последствия. По большому счету она нарушала прямой указ Короля, подтвержденный Советом Девяти, и ставила под угрозу мир в Ордоре. По сути, это является государственной изменой.

Даррит кивнул. Конечно, он это понимал, ведь уже несколько месяцев наблюдал за тем, как Ордор уверенными шагами идет к гражданской войне из-за побега принцессы, которому даже нет доказательств.

– Я сказала маме, и она призналась, что делала это не один раз. Когда я была совсем крохой, она проделала эту дырку в том месте, где крепились перчатки, и несколько раз позволяла себе прикоснуться ко мне, погладить волосы. Потом, годам к пяти, решили, что кроватке необязательно стоять у перчаток, туда поставили стол, за которым я ела и занималась. И делать это незаметно для меня мама уже не могла. В тот раз, о котором я помнила, я заснула за столом, и мама рискнула снова.

– Это очень печальная история, – отозвался Норт задумчиво. – Ваше детство должно было быть ужасным. У меня была Фрая, этот дом, лавка. Мы часто ездили в лес, где я мог гулять часами, устраивали пикники, купались в озере. А со временем, когда я научился получше контролировать дар, появились друзья.

Омарейл задумалась:

– Нет, я не чувствовала себя несчастной, когда была ребенком. Это взрослые знали, чего я лишена, а для меня все, что происходило, было нормально. Я знала только такой уклад. Это с возрастом я начала понимать, что как я, жили не все.

Даррит понимающе кивнул.

Хлопнула входная дверь. Оба настороженно прислушались, но уже через несколько мгновений в комнату вошла Фрая, и они выдохнули. Волосы и платье госпожи Тулони были мокрыми, подол юбки – в грязи.

– С Эддарионом что-то неладное, – выдохнула она, опускаясь на стул.

– Чувствительность его дара возросла, – спокойно отозвался на это Даррит. – Он ярче ощущает эмоции людей, ему больше не требуется зрительный контакт. И теперь он читает эксплетов.