Последняя жертва войны (сборник)

Новая почта, где посменно работали две женщины, располагалась в здании сельсовета. Для нее была отведена просторная комната с отдельным входом с улицы, в которой всегда толпилось много людей. Селяне отправляли и получали письма, брали газеты, справлялись о весточке или просто приходили, чтобы обсудить последние новости. Было приятно пройтись по чистой, ярко освещенной комнате, которая разительно отличалась от обычной окружающей серости, олицетворяла новую, наполненную светом надежды жизнь.

Тяжело дыша, Анна взбежала по лестнице и, не обращая внимания на вывеску «Обед до 15.00», распахнула дверь. За стойкой выдачи писем сидела пожилая женщина в нарядном ярко-красном платье, которое, по-видимому, должно было олицетворять сильную и вечную советскую власть. Достав из сумки половинку вареной картофелины и краюху ржаного хлеба, она как раз собиралась обедать.

– Манька, мне что-то есть? – впопыхах крикнула Анна.

– Ну что за люди такие, а? Все ходють и ходють. Пожрать спокойно не дадуть! Читать не умеешь? Написано же русским языком: «Обед»! – недовольно сдвинула брови женщина в красном.

– Мань, ей богу, сейчас не до этого. Христом-Богом прошу, не томи! – взмолилась Анна.

– Ой, ну что ты будешь делать? Не знаю я. Только сейчас сменила Валю. Погодь, посмотрю… – Женщина ворча стала рыться в кипе бумаг. Перебирая многочисленные конверты, она вдруг остановилась и посмотрела на Анну. В ее глазах отразилась жалость.

– Ну, что? Есть? От сыновей? – переходя на крик, спросила Анна.

– Я… я не знаю. Слушай, Анют, ты только не волнуйся, хорошо? На вот… тут только это…

С этими словами она вытащила из кипы писем серенький конверт с блеклыми печатями на обороте.

Ее слова и казенного вида конверт насторожили учительницу. Анна дрожащими пальцами вскрыла конверт и взглянула внутрь. В конверте лежал испещренный машинописными буквами листочек. С замиранием сердца женщина начала читать. Глаза все еще туманила мутная пелена слез. Руки отчаянно не слушались и дрожали, отчего строки сливались в одно большое пятно. Взгляд прыгал по словам, пробегая десять раз по одной и той же строчке, но сознание отказывалось понимать суть. «Извещение», «Приказ НКО СССР…», «…за Социалистическую родину, верные воинской присяге…» – простые слова из казенной бумажки разбивались о стену неприятия материнского сердца. Ей вдруг стало дурно. Комната вокруг Анны заплясала, и, чтобы не упасть, женщина оперлась на стойку.

– Господи, Ань! Да ты белая, что твой мел! Ты чего? Никак помирать собралась? – испугалась баба Маня.

Анна, не видя и не слыша ничего вокруг, уставилась на стену.

– На-ка вот, пожуй валерьянки, – протянула ей баба Маня несколько сухих корешков.

«…ваши сыновья, лейтенант Бровин Михаил Григорьевич и старший сержант Бровин Яков Григорьевич, при исполнении боевого задания… пали смертью храбрых», – стучали в голове строки из документа.

– Ань, я тебе соболезную… – донесся откуда-то издалека голос бабы Мани.

Анна на ватных ногах вышла из душной комнаты и села на лестнице. Судьба, злорадно скалясь, упорно била ее в одно и то же больное место.

Вдруг Анна просияла. Это мелькнула простая мысль, которая одним махом разрубила узел материнских сомнений и мучительных переживаний:

– Все! Теперь пережитое не имеет никакого значения. Во всем виновата только война. Одна она. Будь она проклята!

Встав с лестницы, Анна резким движением разорвала извещения и швырнула их в сторону. Клочки бумаги, разлетаясь по земле, выстлали ей дорожку к дому. Утерев рукавом слезы, Анна пошла домой: нужно было еще успеть наколоть дров до темноты.

* * *

Чистое безветренное утро подарило привычную прохладу. Свежий воздух частично смазывал все, что занозой саднило истерзанные души.

Давно замолчавший репродуктор вдруг откашлялся и захрипел. Стайка воробьев, облюбовавшая спокойное и тихое местечко, испуганно сорвалась со столба.

Хрипя и надрываясь, глотая слова, репродуктор ожил и снова вещал: «От Советского Информбюро… ска…бедным маршем… безоговорочная капитуляция… мании…» На этих словах агония умирающего репродуктора прервалась. Трофейная трубка, оставленная немцами, сорвалась вниз и мягко шлепнулась в молодую зелень. Рая подхватила неведомый предмет и побежала показать бабушке с тысячей вопросов.

Анна сидела на кровати и смотрела в окно на пустую дорогу. Счастливые селяне, словно сумасшедшие, вдруг стали бросаться друг другу в объятия, горланить что-то, плясать… Бывшая учительница привыкла не придавать большого значения своим видениям. После того пианино в сарае уже ничто не могло растревожить или взволновать ее.

С трубкой в руках в комнату влетела Рая.

– Бабушка, война закончилась! Ба! – девочка замялась у кровати, видя по-прежнему отрешенный взгляд Анны.

– Бабуль, ты что это? – захныкала девочка и тихонько выбежала прочь к танцующим соседям.

* * *

На станции было многолюдно. Все собрались на платформе и с нетерпением ожидали прибытия поезда, отмечая, что рельсы снова ожили, разнося по окрестностям запах мазута.