Последние врата

А ещё она тайно сохла по Нэду – так Надир назвался соседям, поселившись на одной с ней площадке два года назад. Нет, ничего у неё с ним не было. Хотя ей иногда страстно мечталось, чтоб было. Парень оказался очень серьёзным. Не пил, не курил, каждое утро, в любую погоду обнажённый до пояса, выходил на спортивную площадку и женщин к себе не водил, а ходил, как одобрительно отметили соседи, в мечеть. Мало того – такой молодой, а преподавал на технологическом факультете. Не единожды, перегибаясь через перила их соседствующих балконов и украдкой заглядывая в его распахнутое окно, Лариса видела, как он в белом халате ставит какие-то опыты у стола, полном пузатых реторт, или сидит у компьютера. Различий между Ларисой и живущей на этой же площадке Рухсарой-баджи он не делал. Одинаково вежливо помогал поднести кошёлку до дома – бабуле, передвинуть громоздкий старенький холодильник – девушке. Иногда он перехватывал вездесущего детсадника Абдулку и посылал по подъезду:

– Передай, что иду на море. Кто со мной, пусть не копаются.

Мамаши живенько снаряжали ребятню. "Хрустальная мечта, а не мужчина, – вздыхали соседки. – С таким хоть на край света!" Когда добросовестный Абдулка первый раз заглянул с этим приглашением и к ней, Лариска ужасно застеснялась. Но случившаяся при разговоре Рухсара-баджи сама уложила ей пляжный пакет и чуть ли не силком выпихнула на крыльцо:

– Вот ещё девочку возьми. Если будут обижать, скажи, что сестра!

После того наказа как-то само собой получилось, что он взял на себя отваживание от неё наглых ухажёров:

– Послушай, брат, я тебя очень прошу: оставь, да, сестру моего друга в покое! Или со мной говори…

Обычно Надир умел так произнести эти слова, что горячие искатели светловолосых и светлолицых наложниц, неизменно извинялись, приложив руки к сердцу, и, встретив потом Ларису где-нибудь на улице, никаких оскорбительных поползновений не предпринимали.

Она как-то сразу догадалась, что влюблена по-настоящему. А не так, как, похваляясь жениховскими подарками, трепались – по секрету всему свету – просватанные приятельницы. Ещё она догадалась, что первая её любовь безнадёжно безответна. Горькая эта догадка и мучила, и возвышала. Больше всего девушка горевала о том, что, уехав к тётке, никогда больше его не увидит. Тётушка ждала переезда племянницы уже к осени, и Лариса дорожила каждым днём, каждым часом, отпущенным ей судьбой на соседство с любимым человеком…

И вдруг такой жуткий сон.

Она приехала, когда его уже похоронили. Вернее, оставшийся от него прах. Родственников, на удивление, не оказалось, были только немногие его приятели по факультету, студенты, соседи и милиция. На теракт этот бытовой пожар не потянул. Но оглушительно лопавшиеся реторты с реактивами, почему-то взорвавшаяся электронная аппаратура и выгоревшая дотла квартира всё же привлекли пристальное внимание соответствующих служб. И Ларису, пришибленную горем, тоже казённо и нудно о чём-то расспрашивали, пока она не захлебнулась долго сдерживаемыми слезами… Старая Рухсара завела девушку к себе и терпеливо нянчилась с ней два дня. Когда прошёл первый отчаянный приступ её недетского уже горя, Лариса принялась укладывать вещи. Ничто больше не держало здесь. Самое дорогое – память – была при ней. Светлый образ, хранимый в сердце, теперь можно было везти хоть за тридевять земель. Потерянно бродила девушка в четырёх стенах, ставших свидетелями вот уже третьей в её короткой жизни горькой утраты. Всё валилось из рук. Но они, привычные к работе, жили как бы сами по себе: перебирали, складывали, упаковывали… На балкон Лариса долго не решалась выйти. Боялась своего отчаяния, помноженного на высоту этажа. Выйдя, не поспешила, как обычно, к отполированным её локотками перилам в заветном уголке. Подумалось: "Подойду, гляну, а он там…." Но, наконец, двинувшись, глядя под ноги, сразу у порожка наткнулась на закопчённый гранёный камушек.

И как-то, тоже сразу, поняла – что это единственный вещественный привесок к дорогой памяти сердца. Лариса бережно подняла чудом уцелевший тёмный, с искоркой, кристалл – наверное, один из тех минералов, что Нэд использовал в своих загадочных опытах. На балконе она больше не могла оставаться. Так и не глянув на заветное окно, вскочила в комнату, крепко заперла дверцы, будто загородившись ими от опасных рассудку воспоминаний. Потом добавила находку к паре дорогих реликвий – крестику сестрёнки и материнскому кольцу. Бережно завернула все три сокровища в один платочек и уложила в сумочку с документами.

Отправив, наконец, контейнер, Лариса переночевала у старой соседки и на другой же день выехала к тётке. Провожал её весь подъезд и бывшая бригада. Провожали, подбадривая, шумно и весело. Только за перронной скамейкой безудержно горько плакал Абдулка, часто сморкалась Рухсара-баджи…

7.