Последние врата

Изготовление боевого локка дело сугубо ответственное и интимное. Всякий младший маг, избравший боевую специализацию, изготовляет себе локка собственноручно. Для чего уединяется в одном из храмов, в коем хранится ключевой свиток с самыми дорогими сердцу молодого мага заклинаниями. Ибо именно эти заклинания сможет сотворить вместо потерявшего сознание в бою наездника его верный локк.

Локк – не просто боевой крылатый змей. Это самое мощное оружие, чуть ли не второе Я, боевого мага – если, конечно, достанет сил сладить с облюбованным зверем и хватит мастерства вложить в него все свои воинские познания… Потому что на изготовление большого серебряного локка идёт не абы какой дракон, а только матёрый злобный самец – любой масти, но непременно увечащий самок при спаривании. Создать настоящего локка – это тебе не зачёт по маготехнике сдать, где ты, мастеря всякие игрушечные модели, можешь обрывать маленьким шумилкам хоть крылья, хоть лапки, хоть полхвоста оттяпать, а они, оглушённые заклинаниями, даже не пикнут и потом, если не подохнут, будут повсюду за тобой преданно таскаться. Настоящий локк – это не только экзамен на право выбора стези, академическая шапочка с кисточкой, это – чудо современной маготехники, супероружие, равных которому нет пока в этом мире. Яростное буйство могучего локка в битве, неукротимая ненависть его ко всему живому, ненасытная жажда убийства, сдерживаемая только волей хозяина – одно только это способно повергнуть врага в ужас. Но локк несёт в себе и иные несокрушимые силы – ретрансляцию самых убойных заклинаний мага и испепеляющий огонь. Ударная волна и чудовищный жар изрыгаемой им огненной струи, сдобренной ненавистью и заклятием, ослепляет, настигает в любой щели, в любом укрытии, поджигает на своём пути всё способное гореть, сеет смерть повсюду, где только пожелает создатель этой адской биомашины… А уж с ним-то, с хозяином, связана эта крылатая смерть намертво. У каждого боевого мага только один локк – на всю жизнь. У каждого локка – только один повелитель. Погибает маг – погибает и локк. Нет серьёзнее испытания для будущего боевого мага, чем создание пожизненного напарника. Дэл приступил к нему на пороге шестого круга.

Храм ютился на плешивом островке в камышах. О его достоинстве и принадлежности к опасной когорте высших святилищ можно было догадаться лишь по увешенному жертвенными талисманами кусту у входа и усыпанному боевыми браслетами подобию алтаря в низенькой тёмной нише маленького молитвенного зала. Отгороженные от любопытных глазастых берегов плотной стеной камышей, одинаковые – плоские и тесные – коробочки молельни и постоя были здесь единственными каменными сооружениями. Между ними лепились лёгкая глинобитная хатка единственного жреца и хижина послушников. А утрамбованная тяжёлыми лапами, иссечённая когтями, обожённая плешь принимала и провожала паломников храма Скорби-о-Друге.

О самОй той древней кровавой битве на излучине Заслонки никто толком не помнил. Знали точно лишь, что в ней одного сильного и коварного врага совсем уж было побеждали два друга-витязя с их крепкими дружинами, да случился меж ними невеликий раздор – и вместо победы полегли костьми все до единого… А коварный победитель, тоже прежде бывший другом обоим вождям, избежал неминуемой погибели, посеяв тот раздор, но – по поверьям – весьма скорбел и повелел поставить здесь молельню по загубленным душам. С тех пор в храме поминали павших товарищей, укрепляли силу смертоносных заклятий и боевой дух, молили о ниспослании верного друга и нерушимости воинского братства, освящали локков и обереги от предательства в битве.

Неделю назад сюда – в заунывный шелест осенних камышей – примчался на вороном Пичуге Дэл. Жрец с величайшим неудовольствием воззрился на Пичугу, пробормотал нечто непристойно-неодобрительное, но распорядился очистить постой от скопившегося хлама, вывесить над крышей ленту Уединения и подготовить испытательный выгон. Бледные солнечные зайчики споро запрыгали по гладко выбритым макушкам заметавшихся по острову послушников – жрец был суров до неприличия. Среди паломников ходили байки, что он собственноручно создал и ухитрился пережить нескольких локков и что прибрежные кусты и не кусты вовсе, а нерасторопные храмовые служки, не в добрый час попавшиеся на его гневный глаз. Что до Дэла, то гнева жреца он не страшился: аренда постоя на все семь дней творения локка приносит в храмовую казну больше монет, чем от молебна целой дружины паломников перед битвой. Более того, он уклонился от нескольких почётных приглашений к Уединению в самых известных храмах Межгранья лишь потому, что давно и страстно желал, чтобы за созданием локка – его локка! – присматривал глаз именно этого старого и сварливого боевого мага – большого доки в воинском искусстве. Да и в досужие байки он почти не верил, так как послушники у Хатимана, несмотря на его крутой нрав, не переводились – столь велика была притягательность его мастерства.