Последние врата

С подворья доносился пьяный гомон, смех и дивная музыка. Где-то далеко, за людскими, повизгивали девицы, дробно стучали каблучками. Ночные звуки властно теснили неохотно сползавшие с подворья дневные хлопоты. Под окном, в густых кустах у крыльца, томно вздыхала и стонала милующаяся парочка. На стенах весело перекликнулись дозорные ухи, над башнями пролетела-прошелестела чешуёй сторожевая дюжина, на караульных постах зажглись сторожевые огни…

Стар, как взошёл в светлицу, подбадриваемый забористыми напутствиями дружек, так и приткнулся на знакомый лежак – даже смотреть на великолепие пенящейся пышными кружевами, призывно манящей в быстро сгущавшихся сумерках, постели, а не то что думать о ней и обо всём, что может быть с ней, убранной с умышленной тщательностью, связано, он был не в силах. Не поднимая глаз на чому, видя только её изящные руки, теребящие ленту, сказал осторожно:

– Поверь, я и в самом деле до сегодняшнего дня не знал, что Никтус засватал мне тебя, а не Яромиру.

– А знал бы – отказался?

Стар молча пожал плечами. Отказаться от такой девушки?! Разве что того пожелал бы Дэл, заявив на неё свои права… Знать бы точно, от кого отказался тогда друг – от неё или… от чухи? Петулия перестала теребить ленту, ждала ответа.

– Во всяком случае я постарался бы тогда объясниться с вами троими.

– А вы с… ним, что, никогда больше о нас с Мирой не говорили?

– Нет. Мы и не виделись с ним с тех пор…

– Как, совсем не виделись? Он же говорил – вы как братья…

– Так получилось. Я сам многое отдал бы за возможность связаться с ним!

– За чем же дело стало? Скороходов полон двор. В конце концов, у каждого Высшего с собой есть Блюдце…

– Никтус запретил!!!

Помолчали оба. Петулия положила ленту, взяла с горки сластей фигурку сахарной птицы, принялась обламывать ей крылья – сыпавшиеся лёгкие мелкие крошки живо напомнили Стару хлопья испепелённого Никтусом самострела…

– Я так теперь понимаю: он почему-то хотел, чтоб на тебе женился я, а не Дэл.

Петулия, сцепив руки, прошлась по светлице. Вдоль стола – до вздыхающего ночной истомой окна, от окна – к двери, от двери опять вдоль стола – до постели. Белые крупицы тонко пискнули под её ножкой… Погладила пальчиками кружева, подняла руки, неторопливо сняла свадебный убор, рассыпав чудные волосы по плечам, Стар следил за ней с восхищением – какая же она всё-таки красивая!.. Потом повернулась, кивнула Стару – погоди-ка, мол, выскользнула за дверь, тут же вернулась с Блюдцем.

– Я сумею укрыть твой разговор. Свяжись с ним. Я хочу, чтоб вы объяснились.

Матовая поверхность дрогнула, замерцала искрами. Повторяя за Петулией слова заклинания и набирая Крепость, Стар нерешительно поднял глаза на чому:

– Ещё… Понимаешь, есть вещи, которые я не могу сказать ему при тебе…

– Ну, какие могут быть секреты между самыми близкими людьми? Говори всё!..

– Стар! Дружище! Ты?! Ты где?! Откуда говоришь?

– В Тереме, на свадьбе…Дэл, мне надо тебе сказать…

– Куда ты пропал?! Я тебя звал-звал… Что за обет молчания ты там дал?! Слушай, ты давай двигай сюда! Тут такие дела…

– Дэл, погоди! Дай сказать! Я женился, Дэл.

– Да ты что! И всё молчком! Ну, даёшь… Поздравляю. Как там Яромира?

– Послушай! Я не мог связаться с тобой. Никтус запретил. Под заклятием! Я и сейчас не могу говорить… Сегодня он женил меня на Петулии.

– На ком?! Постой, я что-то не пойму. Значит, Яромира свободна?! Стар… Стар!

Чома пошатнулась, медленно присела в кружева. Связь оборвалась. Опрокинув Блюдце, с рвущемся от жалости и любви сердцем Стар бросился к ногам поникшей красавицы – утешать.

Над Теремом огненным великолепием разверзлись ночные небеса. С них, омывая башенки и сады, пиршественные столы и крепостные стены, обрушивались, лились потоками, растекались сверкающими узорами разноцветные искры фейерверка, куда краше того, прежнего, столь достопамятного в Приграничье…

А на озарённой этим сказочным буйством огненных красок брачной постели, прижавшись к горячей обнажённой груди молодого мужа, в первый и в последний раз лила горькие слёзы о своей поруганной любви и верности будущая венценосная чина.

* * *

В это же время, в южной части терема, яростно перегнувшись через известный столик, суя кубком и сердечком медового пряника Никтусу в лицо, Аргус рычал:

– Да вы что все здесь, с ума посходили?! Вы хоть соображаете, что творите? Вы! Как вы могли решиться доверить Мир этой соплячке? У меня просто в голове не укладывается… Бред! И почему вы все, все так уверены, что наговор – не её? Жезл дали… Собор… Влюблённые маразматики! Ну ладно б – молодняк. Но вы! Тимус-то, Тимус… Слыхал я, что эта красотка верёвки из вас вьёт, но чтоб так…А тебя, тебя она чем опоила? Вы же едите с её рук!

Никтус невозмутимо отклонившись назад, увещевал:

– Чина обречена, Аргус. Пойми! Как бы мы тут ни бесились. Это надо понять! И принять. Всё взвешено. Продумано. Поверь! Лучшей кандидатуры нет.