Последние врата

– Есть! Чину надо было исцелять, а не замену ей утверждать – от меня втихушку! Она только что проехалась по местам – знала каждую щепку, каждый камень, каждую букашку – такой хозяйки поискать!.. А вы?! Просто вы тут помешались на этой малолетке, чёрт бы вас всех побрал!

– Ну, что касается её способностей и познаний, тебе следовало б сначала поговорить с ней, прежде чем сомневаться в решении Собора. Уверяю тебя, в делах она разбирается прекрасно. Утром соберёмся все, выслушаем её… Ты бы сел, а? И взял себя в руки. Держись Равновесия. Все мы сейчас здесь на взводе. Чем это опасно, ты не хуже меня знаешь…

– Да пусть всё лучше провалится в тартарары, чем распускать слюни из-за этой полукровки! Там твой выкормыш мне все жилы вымотал! Куда б от его крутизны деваться… Здесь ваша подстилка воцарилась! Но мне – мне! – на свалку рановато… Не дождёшься! И я ей не присягну – ты так и знай!

– Аргус, я тебя прошу! Сядь, успокойся…

– Да пошёл ты!

Надсадно содрогаясь, низвергаясь каскадами огней, раскалывалось небо…

4.

Ноги затекли, колени ныли, в носу свербело от сквозняка, несущего камышовую труху через крохотные оконца каменной молельни. Неудержимо клонило в сон. Хорошо хоть, что бдеть таким манером надлежит всего лишь одну ночь. Говорят, раньше на это дело требовалось три дня и три ночи… Все опоясанные мечами сокашники уже разъехались. Верный своим убеждениям, Цанг, не отказавший себе хотя бы в таком малом удовольствии, как в самую распоследнюю очередь, безо всякой торжественности, вручить настырной девчонке заслуженный Меч, только вчера допустил её до бдения у алтаря. Сегодня великий Хатиман посвятит её в витязи, и – прощай, мастер Цанг, чтоб тебе!..

Тогда, после испытания, когда Петулия с Катериной выхаживали её в тепле золотошвейни, страшась ещё переносить в Петулины покои, ей то ли привиделось в бреду, то ли в самом деле было, – мастер однажды объявился возле лавки, на которой она лежала, и молча постоял над ней. И всегдашнего свирепого выражения не было в тот миг на его зверовидном лице, от чего чуха и склонилась к уверенности, что видение то было бредовым. Но вот вчера, перед началом обряда, прозвучало в голосе мастера, по обычаю обязанного возглашать жрецу заслуги каждого новоиспечённого витязя, нечто такое, от чего сейчас, перед алтарём, никак не вспоминалось дурное, страшные годы учения казались дорогими сердцу временами…

"…Воспитанница старшего воеводы Лара, держателя дружин Приграничья, моя ученица тридцатого выпуска…". Гордостью повеяло от этих слов. Значит, он ею гордится? Ну надо же, гад какой!!! Но нет, ненависть к Цангу непостижимым образом таяла в этом холодном молельном зале. Снаружи зашелестел дождик. Вкусно запахло прибитой пылью и свежестью омытых трав. Затёкшие ноги, казалось, окаменели, вросли коленями в холодный пол молельни. Войдут опоясывать мечом, а тут каменный витязь. Или витязиха? Как правильно? Один чёрт, если окаменеть. Чуха усмехнулась. Энергично шевеля пальцами ног, обеими руками принялась растирать бёдра, пока живое тепло не поползло мурашками к коленям, икрам, пяткам… Нестерпимое желание поспать, наконец-то, отступило, сменилось ожиданием рассвета.