Отказываясь от еды я уже было побежала к двери, но в дом неожиданно зашел отец. Одетый и умытый, по всей видимости уже давно. Только уставший. Тогда я поняла, что скорей всего, он только вернулся из города.
– Сядь и поешь, – тоном, не терпящим возражений, произнес он. – Не хватало, чтобы ты во второй раз в обморок упала.
Но я не двинулась покорно на кухню, а только с мольбой в глазах смотрела на отца.
Он вздохнул, устало потер переносицу и продолжил:
– Набравшись сил, ты сможешь пробыть с Виктором дольше. Голодовка приведет лишь к тому, что ты снова окажешься в постели, если не в гробу, – я видела, как напряглись от этих слов мамины руки. – А придя в себя после обморока, узнаешь, что Виктора не стало. И расстанетесь вы, не попрощавшись.
Ком застрял у меня в горле. Эти слова были так тверды, что казались пророческими. Но зачем же так жестоко?
– Поешь, – повторил отец, но уже более мягко. – Тогда и силы к тебе придут, и ты будешь рядом с ним, когда он очнется.
Я поняла смысл его слов, которые специально были нацелены на мои слабые места, и прозвучали так грубо. Просто только так сейчас можно было меня образумить. Как бы мне не хотелось есть, головой я понимала, что сделать это необходимо. Небось, выглядела я не лучше Виктора на данный момент. И, конечно, родителям было больно смотреть на это.
Мама подошла к столу и поставила на него стакан и миску. Отодвинула табурет и взглядом пригласила меня сесть. Я повиновалась.
Еда совсем в меня не лезла, а такое любимое молоко было сравнимо с самым отвратительным ядом. Я запихивала это в себя, и мне казалось, что все выйдет обратно. Не в силах доесть кашу, я стремилась выпить хотя бы молоко. Стукнув стаканом о стол, я замерла. Двигаться не хотелось, тошнота настигла меня почти сразу. Я закрыла глаза и пыталась собраться с мыслями. Лишь звук часов напоминал мне о том, что время уходит. Тик-так. Тик-так.
– Давай выйдем на улицу, – предложила мама. – Там свежим воздухом подышишь, тебе легче станет.
Она позволила облокотиться на нее, и мы тихим шагом направились к выходу. Отец придержал нам дверь, и я, быстро надев сандалии, наконец-таки вышла из дома.
На улице мне действительно стало легче. Солнце уже почти взошло, как обычно горланили петухи, где-то в соседнем огороде дрались коты, и большинство людей уже приступили к работе. Это было обычное утро в любой деревне. Но в моей душе все было перевернуто вверх дном.
Оказывается, рядом с домом уже стояла запряженная повозка – отец попросил не распрягать лошадь сразу после приезда. Это придало некоторых сил и надежды.
С помощью родных я смогла забраться в телегу и, немного отдышавшись, потребовала тронуться как можно скорее. Мама осталась дома, а отец погнал лошадь.
Мимо проносились дома – Буляковых, а вот и Любин. Меня вдруг заинтересовало, как она восприняла всю эту ситуацию. Сильно ли переживает, и все ли у нее в порядке.
– Подружка твоя приходила, пока ты спала, – словно прочитав мои мысли, сказал отец. Наверняка дом напомнил ему о ее визите. – Но не стала сильно беспокоить. Попросила обязательно оповестить ее, когда очнешься.
Вот как. Она тоже сильно волнуется. Но, к сожалению, сейчас у меня мало времени. Я непременно как-нибудь зайду к Любе, но не сейчас.
Вихрем вздымалась пыль. Тряска немного ухудшала мое и так не лучшее состояние, но я вынуждала себя крепиться.
Сердце замерло, когда перед нами показался нужный дом. Невольно вспомнился сон, и сейчас я переживала, как бы все не получилось совсем наоборот.
Мы остановились напротив ворот. Лошадь успокоилась, дорожная пыль улеглась, а я все сидела, не в силах заставить себя встать. Я так живо представила смерть Виктора, что мне стало еще хуже, хотя, казалось, хуже уже быть не может. Отец обернулся на меня, заподозрив, что мне плохо. Увидев мои испуганные глаза и трясущиеся руки, которыми я обхватила свои плечи, словно замерзла, он убедился, что эта та боль, от которой нет лекарств.
–Буквально пару часов назад мне передавали, что он жив.
Отец всегда прекрасно подбирал слова. Конечно, это могло ничего не значить на данный момент, но результат не заставил себя ждать – сжимающие сердце тиски исчезли, дрожь уменьшилась, хоть и не пропала, и голова стала ясно мыслить. Господи, да когда же это все прекратится! Я действительно ощущала себя так, будто проходила все круги ада, один за другим. Бесконечно. Хватит ли мне сил дойти до конца?
Чуть помедлив, я вылезла из телеги, правда, все еще опиралась на нее, ожидая, когда ноги сами смогут меня удержать без посторонней помощи. Наверное, на самом деле я просто откладывала момент, когда увижу картину, застывшую перед моими глазами – кровать и Виктор, испытывающий страдания.
Сглотнув, я все же отцепилась от повозки, немного постояла и повернулась к воротам. Они показались мне огромными, будто стали раз в десять больше, чем раньше. Они не хотели меня пускать или это я не хотела проходить через них?