Последние

Я очень испугалась его слов, потому что они нашли отклик в моем сердце. Как бы ни пыталась скрыть и убедить себя в обратном, я не раз смотрела на это с подобной стороны. И все вдруг показалось мне бессмысленным. Я почему-то решила, что если думаю так не одна, то в конечном итоге это и произойдет.

С такими мыслями я просидела два дня.

Каждый день в дом заходили люди, желая оказать помощь. Но я даже не помню их лиц – Гриша вел с ними дела. Приходила Люба, пыталась со мной поговорить, но я была не в состоянии это сделать и просила зайти в другой раз.

За это время Виктору не стало хуже, ровно как и лучше. Он действительно будто выпал из жизни, и в моменты, когда его тяжелое дыхание затихало, я не раз проверяла, бьется ли его сердце. В теле еще теплилась жизнь, но она казалась такой призрачной и еле уловимой, что я боялась – она вот-вот покинет Виктора.

Когда его мать в бессилии начинала засыпать, Гриша укладывал ее на постель в другой комнате, и тогда я могла остаться со своим возлюбленным наедине. Я говорила ему, как сильно жду его пробуждения, хоть сама в это и не верила. Когда силы покидали и меня, я засыпала рядом с ним, крепко держа его руку в своей. А просыпалась уже в чужой кровати.

Мне казалось, это длится вечность и не имеет конца. За все это время мы с Лидией Михайловной ни разу не обмолвились. Она жила где-то в своем мире и иногда могла поговорить только с Буляковым. Все ее внимание было сосредоточено на младшем сыне.

Я помню, что где-то в этом тумане видела лица родителей – вроде бы они приходили узнать о состоянии Виктора и заодно о моем. Мама приносила достаточно еды, которой бы хватило на нас троих, но нормально ее мог отведать лишь Гриша. Наверное, только он держал себя в руках, не давая горю завладеть разумом. Мы же с Лидией Михайловной отломили лишь по куску хлеба. И то она не смогла его осилить и больше половины положила подле себя. Там этот кусок и засох.

Игорь Александрович приходил каждый день, но уже не задерживался так часто, как изначально. Он просил привезти ему новых лекарств, однако они не оказывали абсолютно никакого эффекта. И тогда он предположил, что, скорей всего, Виктор еще с нами только из-за них – эти снадобья поддерживают его жизнь, но не способны излечить саму болезнь. И затем он добавил:

– Будьте готовы.

Это подействовало как спусковой крючок. Мы все уже знали, что нас ждет, но окончательно образумили нас лишь эти слова.

Тогда Лидия Михайловна вновь бросилась к сыну, словно вот-вот его унесут, чтобы навсегда оставить под толщей земли, и зарыдала, как в первый раз. Она молила Виктора очнуться. Или же забрать с собой.

А я в это время думала, что это за Бог такой, что причиняет ужасные страдания бедной женщине.

Мы с Гришей смогли себя сдержать и не позволить истерике взять верх. Мне это далось не просто, но если бы еще и я начала кричать и молить о смерти, то даже Гриша был бы не в силах это вытерпеть.

Всю ночь я пробыла в чистилище. Голову заполонил женский плачь по сыну, и я начала видеть смерть, разгуливающую по дому. Она повторяла путь от двери до кровати Виктора, а затем уходила, чтобы снова вернуться, выжидая. Однажды я чуть было не кинулась к кровати, дабы заградить ей путь, но вовремя себя остановила.

Я начинала сходить с ума.

Когда наступило утро, Гриша вновь уложил сопротивляющуюся мать и дал ей успокаивающего настоя. Это помогло, и вскоре женщина провалилась в забытье. Лишь бы ей не являлись сны, где ее сын просыпается, потому что после таких пробуждений жить совсем не хочется.

Я бы тоже хотела принять отвар, да провалиться в спасительный сон, но сейчас я должна была поговорить с любимым.

Сев к нему на кровать, я прикрыла глаза и невесомо провела рукой по его щеке, представляя, что он жив и здоров. Мне так его не хватало. Словно и не было тех дней, когда он был с нами.

Вот мы сидим на холме, где-то справа от нас щебечут Любка с Андреем. На небе прекрасный закат, дует легкий ветерок. Он развевает мои длинные волосы, и Виктор прикасается к ним, как делал всегда. Я дотрагиваюсь до его щеки, и он тепло улыбается в ответ. Под пальцами я чувствую его разгоряченное лицо, кожи касается легкая щетина. Я улыбаюсь в ответ и говорю, что мы всегда будем вместе. Он кивает и пробует на вкус мое имя. Аня. Анечка.

– Ань.

Я почувствовала, как мою руку накрыла прохладная ладонь, и от неожиданности резко открыла глаза.

Виктор повернул лицо в мою сторону и старался разглядеть меня. Он тяжело дышал через рот, будто ему не хватало воздуха.

–Аня, – повторил он.

Я смотрела на него, впав в сильный ступор. Не понимая, галлюцинации это или я все-таки уснула. И если это сон, то зачем снова мучить меня? Зачем вновь терзать мое сердце?

– Хватит, – выдохнула я и прижала руки к вискам, в которых проснулась тупая боль.

– Пожалуйста, воды, – Виктор провел языком по сухим и потрескавшимся губам и слабым движением потянул меня за платье.