Последний день

Я почувствовал себя раскрытой книгой, которую читает непонятный чужак-прозорливец. Но я ему уже доверял, доверял, словно собственной матери, хоть и не знал, о чем и как с ним следует говорить. Откуда он знает про меня и сына? Зачем он пришел? Что ему надобно? Ведь я ни разу его не видел, ни разу не слышал его голоса…

В своей растерянности я не сразу услышал Хишама, который тянул меня за рукав и горячо шептал:

– Это он, папа, это он!

Я растерялся еще больше. Зачем Хишам выбежал из кабинета к воротам? Он проделал этот неблизкий для него путь, чтобы сказать: «Это он»? Кто – «он»?.. Мой язык наотрез отказывался говорить. К счастью, незнакомец пришел мне на помощь:

– Разрешите войти?

– Разумеется, разумеется. Проходите.

Пока мы шли в гостиную, Хишам снова остановил меня, чтобы прошептать:

– Это он, папа! Это его тюрбан, лоб, борода, это его голос. Это его глаза, его глаза!

Я мигом вспомнил о недавнем сне сына и о старике, подарившем ему утреннюю звезду. «Что происходит? Как мне быть?», – беспомощно думал я в ту странную секунду.

Наконец мы сели в кресла. «Попрошайка» сразу же повернулся к Хишаму и попросил:

– Позволь нам с твоим отцом немного побыть наедине.

Хишам безропотно встал и вышел из комнаты. Ах, если бы он не выходил!.. Признаться, было необычайно страшно сидеть в одном помещении с чужаком, который каким-то неведомым образом проникает во сны моего ребенка. Мое смятение учуял и гость.

– Не нервничайте, успокойтесь. То, что произойдет, непременно послужит ко всеобщему благу.

Густой тембр его голоса, его спокойный взгляд и впрямь немного меня успокоили. Я ответил:

– Быть может, это не страх, а удивление.

– Что же Вас удивляет?

– Ваши слова. Ваши движения. Ваш взгляд. Ваша походка. Час Вашего визита. Обращение с Хишамом, который никогда Вас не видел и не знал. Вы говорили с ним, как со старым другом. Как тут не удивляться?

– А Вы уверены, что Хишам никогда раньше меня не видел?

– Он сказал, что видел Вас во сне.

– Какая разница между сном и явью?

– Во сне мы видим иллюзии и мечты, наяву же мы прикасаемся к истинам.

– А Ваша жизнь наяву, не продолжает ли она Вашу жизнь во сне?

– Продолжает.

– Тогда каким образом Вы умудряетесь делить свою неделимую жизнь на иллюзию и правду? Как Вы, в таком случае, отличаете правду и иллюзию в Вашей жизни – едином, непрерывающемся канате?

– Сложный вопрос.

– Вовсе нет. Либо и сон, и явь являются иллюзией, либо оба они не что иное, как истина… Каким Хишам увидел меня во сне?

– Таким, каким Вы являетесь на самом деле. Он увидел Ваш синий пиджак, синий тюрбан, Вашу белую бороду, Вашу прямую спину, Ваши лучистые, спокойные глаза…

– Значит, есть поразительное сходство между сном Хишама и его явью.

– Да. Удивительное, редкое совпадение.

– Которое, к тому же, случается с редкими мужчинами и женщинами.

– Значит, мой сын уникален?

– Поэтому я и сижу у Вас в гостиной.

– Что Вы имеете в виду?

– Что еще Хишам Вам рассказал обо мне?

– Еще он рассказывал о том, как Вы спасли его от темени подвала и словно орден прикололи утреннюю звезду к его груди.

Мужчина надолго замолчал, а я почувствовал некоторое раздражение. Было очевидно, что передо мной сидит человек, не похожий на прочих жителей планеты. В его голосе, в его словах, в его лице и движениях было столько грации и достоинства, что мне показалось, будто он живет где-то за пределами нашего мира, точнее, и в нашем мире, и одновременно за его границами, в пространных, величавых мирах. Мне представилось, что его взгляд способен испепелить тонкие занавесы, отрезающие людей друг от друга и от самих себя. В голове роились сотни вопросов, которые я хотел бы задать ему: о себе, о Последнем дне, о Хишаме, о Руʼйа и ее возвращении, но я понимал, что стоит только открыть рот, и он мигом прознает о моем невежестве. Я хотел, чтобы он самостоятельно завел разговор о своей миссии, ради которой пришел. К вящему моему удивлению, он первым и прервал затянувшееся молчание:

– Вы хотите знать, кто я, откуда и зачем к Вам пришел?

Я был поражен.

– Да… Как Вас зовут? Откуда Вы? Зачем здесь?

– Какова цена имен и наименований?

– Они упрощают человеческие знакомства и делопроизводство.

– Мы не вступали в торговые, денежные, юридические или почтовые отношения, о которых то и дело твердят люди. Положим, Вам достаточно видеть меня и слышать, и мне достаточно видеть и слышать Вас. Однако, коль скоро Вы настаиваете на ценности имен, называйте меня Не-Именуемым.

– Но Вы-то называли моего сына по имени.

– Потому что Вы узнаете его по имени и научили его понимать только свое имя. Хишам, которого я знаю, не так уж похож на известного Вам Хишама.

– Вы знаете его лучше меня – его отца, его родителя?

– То, о чем Вы говорите сейчас, – это предел Ваших знаний о нем, Вашей с ним связи. Он – «Ваш сын, произошедший из Ваших чресл, чьей жизнью и чьим будущим Вы имеете право распоряжаться».

– Разве это странно? Да, я люблю его так, как никто и никогда его больше не полюбит, и желаю ему счастья, которого никогда и ни у кого не было и не будет.