Последний день

– Разве наука не укрепила власть человека над природой?

– В чем-то – укрепила, а в чем-то – нет. Да, теперь мы знаем другие миры, отличные от земного. Мы, долгожители Земли, которой исполнилось несколько миллионов лет, многое знаем о других планетах, но почти ничего не знаем о нашей земной коре. Зато мы умеем ссориться за ее куски, обильно сдабривать ее кровью и слезами. То же самое мы будем делать и на других планетах. Человек красит место, дорогой коллега, а не место – человека. Тайна – она в человеке, а не в Земле, Луне, Марсе или в чем-либо еще. Человек должен взять в свои руки человека, прежде чем отправиться в долгий путь к другим вещам вселенной.

– «Человек должен взять в свои руки человека»? Что Вы имеете в виду?

– Человек обязан распоряжаться своей жизнью, как истинный властелин, а не самозванец. Если он – действительно господин природы, то пусть обуздает хотя бы собственное тело. Пусть заставит его не испытывать голод до тех пор, пока сам того не захочет, пусть кормит его только теми яствами, что пришлись ему по вкусу. Если хочет – пусть не спит, не устает, пускай по своему усмотрению меняет пол или вовсе его изживает. В конце концов, господин имеет право и вовсе оставить тело, а потом вернуться к нему спустя час или год… В любом случае человек никогда не покорит природу, если не покорит собственное тело – ближайшую по отношению к нему частичку природы. А тело он не покорит ровно до тех пор, пока не покорит своего поводыря, а именно, – мысль, что должна послушно возгораться, угасать или идти по проторенному хозяином пути. То же самое применимо и к сердцу, которое должно желать только достижимого блага и не принимать временных поражений.

Да! Человек не в силах управлять самим человеком, телом, мыслью и сердцем, не то что природой. Следовательно, он – раб природы, который останется таковым и на Венере, и на Марсе, и в воздухе, и на Земле, и у профессорской кафедры, и на городском рынке.

– Уж не хотите ли Вы сделать из человека Бога?

– Какой смысл в небожественной жизни человека? Разве Вы, будучи преподавателем Университета, не хотите видеть в студентах своих коллег? Разве не радуется отец тому, что сын превосходит его умом и силой? То, что мы называем Богом, не может не быть первым, величайшим Учителем мироздания, а значит, не может не научить Своих учеников и сыновей всему, что Сам знает. Бог, не видящий в Своих подопечных богов, предает Свое послание – послание Учителя, послание Родителя.

– Если бы Вас слышал сейчас ученый, то непременно обвинил бы в невежестве, а религиозный лидер присоединил бы к этому обвинению упрек в неверии и ереси.

– Поэтому я снова и снова спрашиваю Вас: что Вы скажете, если все школы мира в один миг закроются? Добавлю: вместе со всеми храмами земного шара?

– В чем виноваты школы и храмы?

– В том, что они учат человека всему, кроме самого главного предмета – предмета, который необходим человечеству для того, чтобы установить контроль над самим собой.

– И что же это за предмет?

– Антропология. Истинная антропология, которую по-настоящему изучили те, кто ни разу в своей жизни не переступил порога школы или храма.

– Извините, доктор, если я не могу в чем-то с Вами согласиться, Ваши слова, они выше моего разумения. Вы знаете, насколько глубоко я Вас уважаю… Извините, но я задержался. Я ведь приходил просто проведать Вас, удостовериться в том, что Вы здоровы… Слава Богу за все! Сегодня же обрадую коллег и студентов вестью о скорейшем Вашем возвращении!

Я понимал, что он прощается со мной как с человеком, у которого, как говорится, «поехала крыша». Бедняга! Он ведь не знает о том, что его ненормальный начальник прощается сегодня со своим Последним днем. Хотел бы я на него посмотреть, дойди до него весть о последних часах его жизни, которые он может пересчитать по пальцам обеих рук!..

Я все еще вспоминал о нашем разговоре с коллегой, дивился своей мысли и принятому ею направлению, когда Хишам влетел в комнату, радостно размахивая серым листком бумаги и крича:

– Телеграмма! Телеграмма от мамы!

Я не узнавал собственного сына, его в буквальном смысле слова преобразившегося лица.

– От мамы?

– Да, от мамы!

– Ты распечатал телеграмму?

– Нет.

– Так как ты узнал имя отправителя?

– Вот так. Узнал – и узнал. Я даже успел ее прочесть.

– И что в ней?

– В ней – потрясающая новость! Мама возвращается к нам этой самой ночью!

– Этой ночью? Вряд ли, Хишам, вряд ли…

– Нет, все именно так! Распечатай телеграмму и прочитай сам.

Я нетерпеливо разорвал тонкую бумагу и тут же прочел одну-единственную скупую строку: «Надеюсь, ты встретишь меня в аэропорту около двадцати трех часов. Руʼйа».

Конечно, новость, как и обещал Хишам, меня потрясла, но сквозь стук сердца, радостно и тревожно переливавшегося где-то в ушах, я отчетливо различал голос сына, пересказавший содержание запечатанной телеграммы.

– Как ты узнал про текст телеграммы?

– Я слышал, как мама диктует его в почтовом отделении.

– Ты слышал свою мать, которая находится сейчас в Швейцарии? Что за бред, Хишам?