Когда они вышли в центр просторного помещения, разговоры постепенно стихли. В Палате Зеркал воцарилась гробовая тишина, и только его отполированные ботинки и её отполированные туфли стучали по блестящему камню. Джезаль сглотнул, когда они заняли свои места, окружённые с трёх сторон длинными столами и легионами величественных гостей, не сводивших с них глаз. У него появилось то же чувство бездыханного предвкушения, страха и возбуждения, которое появлялось, когда он выходил перед ревущей толпой в круг для фехтования против неизвестного противника.
Они стояли неподвижно, как статуи, глядя друг другу в глаза. Джезаль протянул свою руку, ладонью вверх. Тереза протянула свою, но не взяла его руку, а прижала тыльную сторону своей ладони к тыльной стороне его ладони и толкнула вверх, так что их пальцы оказались на одном уровне. Она едва-едва приподняла одну бровь. Молчаливый вызов, который больше никто в зале не мог увидеть.
Раздалась первая длинная нота и эхом пронеслась по залу. Они начали танец, преувеличенно медленно кружа друг вокруг друга. Подшитый золотом подол платья Терезы шуршал по полу, её ног не было видно, так что казалось, она скорее плывёт, чем шагает. Она держала подбородок мучительно высоко. Они двигались сначала в одну сторону, потом в другую, и в зеркалах вокруг них одновременно двигалась тысяча других пар — их вереница тянулась вдаль, все в коронах и в безупречно белых одеждах, расшитых золотом.
С началом второго такта, когда вступили другие инструменты, Джезаль начал понимать, что его сильно превосходят в мастерстве, сильнее даже, чем превосходил Бремер дан Горст. Тереза двигалась с такой безукоризненной грацией, что Джезаль не сомневался: можно поставить ей на голову бокал вина, и не прольётся ни капли. Музыка становилась громче, быстрее, смелее, и вместе с ней быстрее и смелее становились движения Терезы. Казалось, что каким-то образом она контролировала музыкантов своими вытянутыми руками — так идеально они были связаны. Джезаль попытался вести, и она без усилий обошла его. Сделала ложный выпад в одну сторону, повернулась в другую, и Джезаль чуть не грохнулся на задницу. Она уклонялась и кружилась, мастерски притворялась, и он проделывал свои па впустую.
Потом музыка заиграла ещё быстрее, музыканты с яростной сосредоточенностью рвали и пилили струны. Джезаль предпринял тщеславную попытку поймать Терезу, но она увернулась, ослепив его мельканием юбок, за которым он едва мог уследить. Она чуть не уронила его, подставив ногу, которая исчезла, прежде чем он понял, в чём дело. Мотнула головой и чуть не ткнула короной ему в глаз. Аристократы Союза смотрели в зачарованном молчании. Даже сам Джезаль чувствовал себя ошеломлённым зрителем. Он мог лишь вставать в приблизительно нужные позиции, чтобы не выглядеть полным дураком.
Он не знал что чувствует — облегчение или разочарование — когда музыка снова замедлилась, и Тереза протянула свою руку так, словно это было редкое сокровище. Он сжал её, и они закружились друг вокруг друга, всё приближаясь и приближаясь. С последним тактом инструментов Тереза прижалась к нему — спиной к его груди.
Они медленно поворачивались, всё медленнее и медленнее, и его нос наполнился запахом её волос. На последней долгой ноте она отклонилась назад, и Джезаль мягко опустил её. Её шея вытянулась, голова упала, изящная корона едва не касалась пола. И наступила тишина.
Зал взорвался восторженными аплодисментами, но Джезаль их почти не слышал. Он был слишком занят, уставившись на свою жену. На её щеках появился легкий румянец, губы слегка раздвинулись, демонстрируя безупречные передние зубы и очертания подбородка. Вытянутая шея, и тонкие ключицы были очерчены тенями и окаймлены искрящимися бриллиантами. Ниже властно поднималась и опускалась от частого дыхания грудь, стянутая лифом, и лёгкий обворожительный блеск пота гнездился в декольте. Джезаль и сам бы с удовольствием там угнездился. Он моргнул, у него перехватило дыхание.
— Ваше величество, будьте так добры, — прошептала она.
— Э-э? О… разумеется. — Он поднял её на ноги, и аплодисменты продолжились. — Вы танцуете… великолепно.
— Ваше величество так добры, — ответила она, и едва заметно улыбнулась — но всё же улыбнулась. Он бестолково улыбался позади неё. Его страх и смущение за время одного танца плавно сменились весьма приятным возбуждением. Его одарили проблеском под ледяной оболочкой, и очевидно было, что его новая королева — женщина редкой и огненной страсти. Эту скрытую сторону он теперь жаждал исследовать дальше. На самом деле, он жаждал так остро, что ему пришлось отвести взгляд и уставиться в угол, хмурясь и отчаянно стараясь думать о чём-нибудь другом, чтобы напряжение в его штанах не поставило его в неловкое положение перед всеми собравшимися гостями.
Ухмыляющийся в углу Байяз был, в кои-то веки, как раз тем, что Джезалю требовалось — холодная улыбка старика охладила его пыл, как ведро ледяной воды.