Последний довод королей

Тереза, склонив голову, сделала несколько медленных шагов в комнату, пока Джезаль поворачивал ключ в замке. Его дыхание участилось, он подошёл сзади к своей жене, поднял руку и мягко положил на её обнажённое плечо. Почувствовал, как её мышцы под гладкой кожей напряглись, и улыбнулся её нервозности, которая так подходила к его собственной. Он подумал, нужно ли сказать что-нибудь, чтобы попытаться её успокоить, но какой в этом был бы смысл? Они оба знали, что сейчас произойдёт, и Джезалю не терпелось начать.

Он подошёл ближе, просунул свободную руку на её талию, чувствуя, как ладонь шуршит по мягкому шёлку. Коснулся её загривка губами, раз, другой, третий. Понюхал её волосы, втянул её аромат и тихо выдохнул ей на щеку. Почувствовал, как она дрожит от его дыхания, но это его лишь раззадорило. Провёл пальцами по её плечу, по груди, задев бриллианты, и сунул руку ей под лиф. Джезаль пододвинулся ещё ближе, прижимаясь к ней, издавая горлом довольное урчание, его член приятно прикасался к её заду через одежду…

В этот миг она, охнув, вырвалась из его рук, развернулась и смачно ударила по лицу, так, что у него зазвенело в ушах.

— Грязный бастард! — завопила она ему в лицо, брызгая слюной из перекошенного рта. — Сын ёбаной шлюхи! Да как ты смеешь прикасаться ко мне? Ладислав был кретином, но, по крайней мере, его кровь была чиста!

Джезаль глупо вытаращился на неё, прижав руку к горящему лицу, и всё его тело застыло от потрясения. Он немощно протянул к ней другую руку.

— Но я… ууууф!

Её колено с безжалостной точностью попало ему промеж ног, выбив дух и заставив на бездыханный миг закачаться, а потом рухнуть, словно карточный домик от удара кувалды. В тот миг, когда он со стоном падал на ковёр в приступе той особой острой боли, которую может доставить лишь удар по яйцам, слабым утешением был тот факт, что он оказался прав.

Его королева со всей очевидностью оказалась женщиной редкой и огненной страсти.

Слёзы из его глаз свободно текли не только от боли, ужасного удивления и временного разочарования — они текли от усиливающегося страха. Похоже, он очень серьёзно недооценил чувства Терезы. Она улыбалась толпе, но сейчас, наедине, всем своим видом выражала презрение к Джезалю и ко всему, что имело к нему отношение. Тот факт, что он родился бастардом, вряд ли можно каким-то образом изменить. Единственное, что было понятно точно, что свадебную ночь он, похоже, проведёт на королевском полу. Королева уже промчалась по комнате, и занавеси кровати плотно задёрнулись перед ним.

Седьмой день

Ночью снова напали дикари с востока. Подкрались в темноте, отыскали, где взобраться, и убили часового. Потом поставили лестницу, и к тому времени, как их обнаружили, за стену пробралась уже целая толпа. Крики разбудили Ищейку, который в любом случае почти не спал, и он вскочил в темноте, запутавшись в одеяле. Враги внутри крепости, люди бегали и кричали, тени в темноте, всё воняло паникой и хаосом. Сражались при свете звёзд, при свете факелов и вообще без света, клинки разили практически наугад, сапоги спотыкались и выбивали фонтаны ярких искр из угасавших костров.

В конце концов, дикарей оттеснили. Прижали их к стене и многих перерезали. Только трое дожили до того, чтобы бросить оружие и сдаться. Как оказалось, для них это была большая ошибка. Много людей полегло за эти семь дней. Всякий раз, как садилось солнце, появлялось всё больше могил. Настроение у всех было не особо милосердное, даже если предположить, что раньше кто-то был склонен к милосердию. Так что, когда поймали этих троих, Чёрный Доу связал их и вытащил на стену, где Бетод с остальными могли всё увидеть. Привязал их на заре, когда первые полоски света только прокололи чёрное небо, облил маслом и поджёг. Поджигал по одному, так, чтобы остальные видели, что с ними будет, и начинали кричать перед своей очередью.

Ищейке не особо нравилось смотреть на горящих людей. Ему не нравилось слышать их крики и шипение жира. Он не улыбался, когда его нос наполнился тошнотворно-сладкой вонью горящего мяса. Но и останавливать это он не собирался. Бывает время для мягких способов убеждения, но это время не из таких. На войне милосердие и слабость — одно и то же, и нет никаких призов за хорошее поведение. Этому он научился от Бетода, давным-давно. Возможно, теперь эти дикари с востока подумают дважды, прежде чем снова нападать в ночи и портить всем завтрак.

К тому же это поднимет дух остальным в команде Ищейки, а то многие уже начинали нервничать. Двумя ночами ранее несколько парней попытались сбежать. Оставили свои посты и в темноте перебрались через стены, пытаясь пробраться в долину. Их головы на пиках теперь торчали перед рвом Бетода. Дюжина побитых комков, волосы развевались от ветра. Со стены их лиц было не разглядеть, но почему-то казалось, что вид у них был сердитый и расстроенный. Словно они винили Ищейку в том, что он завёл их сюда. Будто упрёков от живых ему не хватало.