— Ааах! — Его нога провалилась по щиколотку, он кувырнулся, распластался в грязи и проехался лицом по земле. Поднялся, замерзая и задыхаясь, и остаток пути пробежал с мокрой рубашкой, прилипшей к коже. Он доковылял по склону к основанию стен и согнулся, уперев руки в колени, тяжело дыша и плюясь на траву.
— Вождь, похоже, ты споткнулся. — Ухмылка Доу белой дугой блестела в тени.
— Бешеная сволочь! — прошипел Ищейка, и горячий гнев поднимался в холодной груди. — Из-за тебя нас всех могли перебить!
— О, время для этого ещё есть.
— Тсс… — Молчун махнул им рукой, чтобы они заткнулись. Ищейка плотно прижался к стене, и тревога быстро вытеснила из него злобу. Он услышал, как сверху ходят люди, увидел отблеск лампы, медленно двигавшийся по стенам. Ищейка ждал, замерев, не слыша ни звука, кроме тихого дыхания Доу и стука своего собственного сердца, пока люди наверху не пошли дальше и всё снова не стихло.
— Скажи вождь, неужели твоя кровь не потекла быстрее? — прошептал Доу.
— Повезло, что она из нас не вытекла.
— Что теперь?
Ищейка стиснул зубы, пытаясь соскрести грязь с лица.
— Теперь ждём.
Логен встал, стряхнул росу со штанов, и глубоко вдохнул прохладный воздух. Больше нельзя было отрицать, что солнце уже действительно встало. Оно, может, и пряталось на востоке за холмом Скарлинга, но края высоких чёрных башен позолотились, тонкие высокие облака розовели снизу, холодное небо стало бледно-голубым.
— Лучше сделать дело, — прошептал Логен себе под нос, — чем жить в страхе перед ним. — Он вспомнил, как это говорил ему отец. Говорил в задымлённом зале, свет от костра двигался на его морщинистом лице, длинный палец покачивался. Логен вспомнил, как и сам говорил это своему сыну, как улыбался, глядя на реку, и учил его ловить рыбу. Отец и сын, оба уже мертвы, оба — земля и прах. Никто уже не научится этому у Логена, когда его не станет. Он считал, что никто особо и скучать-то по нему не будет. Но кому какая разница? Ничто не стоит меньше, чем мысли людей о тебе после того, как вернёшься в грязь.
Он обхватил пальцами рукоять меча Делателя, почувствовал, как шершавые полоски касаются ладони. Вытащил меч из ножен и взвесил в руке, покрутил плечами, подёргал головой из стороны в сторону. Ещё раз вдохнул холодный воздух, выдохнул, и пошёл через толпу, которая широкой дугой собралась перед воротами. Карлы Ищейки, горцы Круммоха и несколько солдат Союза, которым позволили посмотреть, как бешеные северяне убивают друг друга. Некоторые кричали ему что-то, пока он проходил, и все знали, что от этого поединка зависит не только жизнь Логена.
— Девятипалый!
— Девять Смертей!
— Покончи с ним!
— Убей падлу!
Все принесли щиты — все, кого Логен выбрал держать их — и торжественно стояли отрядом возле стен. Вест, и Пайк, и Красная Шляпа, и Трясучка. Логен подумал, не совершил ли ошибку, выбрав последнего. Но он спас ему жизнь в горах, а это чего-то да стоило. Конечно, чего бы оно ни стоило, эта ниточка слишком тонка, чтобы вешать на неё свою жизнь, но тут уж что есть, то есть. Его жизнь качалась на тонкой ниточке с тех пор, как он себя помнил.
Круммох-и-Фейл шагнул перед ним — его большой щит казался маленьким на огромной руке. Другая рука свободно лежала на жирном животе.
— Предвкушаешь, Девять Смертей? Я уж точно предвкушаю, верно тебе говорю!
По его плечам хлопали ладони, звучали ободрительные выкрики, но Логен не говорил ничего. Он не смотрел ни влево, ни вправо, проталкиваясь к выкошенному кругу. Почувствовал, как люди сомкнулись за его спиной, услышал, как они установили полукругом щиты по краю скошенной травы, лицом к воротам Карлеона. За ним собралась плотная толпа. Все шептали что-то друг другу. Тянулись, чтобы посмотреть. Теперь назад дороги нет, это факт. Но её никогда и не было. Всю свою жизнь он направлялся сюда. Логен остановился в центре круга и посмотрел на стены.
— Уже рассвет! — взревел он. — Пора начинать!
Все замолчали, пока стихало эхо, и ветер шелестел павшими листьями по траве. Тишина висела достаточно долго, и Логен начал надеяться, что никто не ответит. Надеяться, что все как-то ускользнули в ночи, и никакого поединка, в конце концов, не будет.
Потом на стенах показались лица. Одно тут, другое там, а потом целая толпа выстроилась вдоль парапета, насколько хватало взгляда в обоих направлениях. Сотни человек — бойцов, женщин и даже детей, сидевших на плечах. Казалось, вышел весь город. Заскрежетал металл, заскрипело дерево, и высокие ворота очень медленно отворились. В щель между створками полились лучи восходящего солнца, а потом заполнили светом весь проход под аркой. С грохотом вышли две шеренги.
Карлы, с суровыми лицами и спутанными волосами. Позвякивал тяжёлый металл, на руках висели тяжёлые щиты.