Последний довод королей

Неистовая боль в плече была ужасной. А вскоре стала ещё намного хуже. Его держали крепко и неотвратимо, и растягивали, как кролика для свежевания. Толпа бездыханно замолчала, единственными звуками были хлюпанье разрываемой плоти рта Логена, да хрип воздуха в одной разбитой ноздре. Он бы заорал, да только лицо сдавило так сильно, что не вздохнуть. Хочешь сказать что-то одно про Логена Девятипалого — говори, что ему конец. Назад в грязь, и никто бы не подумал, что он этого не заслужил. Подходящий конец для Девяти Смертей — быть разорванным в клочья в кругу.

Но огромные руки дальше не тянули. Уголком моргающего глаза Логен увидел, как над стеной высунулся Бетод. Король Севера медленно махал рукой по кругу. Логен помнил, что это означает.

Не торопись. Потяни немного. Преподай им всем урок, которого они никогда не забудут.

Огромный сапог Наводящего Ужас убрался с челюсти Логена, и он почувствовал, что его поднимают в воздух — руки и ноги болтались, как у куклы на верёвочках. Поднялась татуированная рука, чёрная на фоне солнца, и ударила Логена по лицу. Открытой ладонью, как отец мог бы ударить шаловливого ребенка. По ощущениям было похоже на удар сковородкой. Голова Логена взорвалась ярким светом, рот наполнился кровью. Зрение снова сфокусировалось как раз вовремя, чтобы увидеть, как разукрашенная рука взлетает в другую сторону. Она опустилась с жуткой неотвратимостью и треснула слева, как ревнивый муж бьёт свою беспомощную жену.

— Гургх… — услышал он свой голос, и полетел. Синее небо, слепящее солнце, жёлтая трава, напряжённые лица — бессмысленные пятна. Логен врезался в щиты на краю круга и почти бесчувственно упал на землю. Где-то далеко люди кричали, вопили, шипели, но он не слышал слов, и вряд ли ему было дело до них. Он мог думать лишь о холодном чувстве в животе. Словно его внутренности наполнились тающим льдом.

Он увидел бледную руку, запачканную розовой кровью, белые сухожилия выпирали под натянутой кожей. Его рука, конечно. Там виднелся обрубок. Но когда он попытался выпрямить пальцы, они лишь сильнее сжались на коричневой земле.

— Да, — прошептал он, кровь полилась из окоченелого рта и закапала на траву. Лёд распространялся от его живота до самых кончиков пальцев, и каждая частичка тела окоченевала. И это было хорошо. Как раз самое время.

— Да, — сказал он. Вверх, вверх, на колено, и окровавленные губы оскалили зубы, а окровавленная правая рука метнулась по траве, ища рукоять меча Делателя, и, наконец, крепко её обхватила.

— Да! — прошипел он. Логен расхохотался, и Девять Смертей расхохотался вместе с ним.

Вест не ожидал, что Девятипалый ещё хоть когда-нибудь поднимется, но тот поднялся, а когда поднялся, он смеялся. Сначала это звучало, как всхлипы, захлёбывающиеся смешки, пронзительные и странные, но этот смех становился всё громче, пронзительнее и холоднее по мере того, как Девятипалый поднимался. Словно он смеялся над какой-то жестокой шуткой, которую больше никто не понимал. Смертельная шутка. Его голова упала набок, как у повешенного, мертвенно-бледное лицо обмякло вокруг вырубленной ухмылки.

Кровь розовыми пятнами виднелась на зубах, струилась из ран на его лице, сочилась из разорванных губ. Смех булькал всё громче и громче, терзая слух Веста, словно пила. Намного мучительнее любого вопля, яростнее любого боевого клича. Жутко, тошнотворно неправильный. Как смех над резнёй. Хохот на скотобойне.

Девятипалый заковылял вперёд, раскачиваясь как пьяница, и меч свисал в его окровавленной руке. Широко раскрытые мёртвые глаза влажно блестели, зрачки расширились, как две чёрные дыры. Его безумный смех резал, скрежетал и носился над кругом. Сам Вест отпрянул, во рту у него пересохло. И все отпрянули. Они уже не знали, кто пугал их больше — Фенрис Наводящий Ужас или Девять Смертей.

Мир полыхал.

Кожа горела огнём. Дыхание стало обжигающим паром. Меч в руке превратился в клеймо расплавленного металла.

Солнце отпечатывало на слезящихся глазах раскалённые добела узоры — холодные серые очертания людей, щитов, стен и гиганта, созданного из голубых слов и чёрного железа. От него тошнотворными волнами исходил страх, но Девять Смертей лишь шире улыбнулся. Страх и боль служили топливом для его огня, и пламя взметалось всё выше и выше.

Мир горел, и Девять Смертей в его центре горел жарче всего. Он протянул руку, согнул три пальца и поманил.

— Я жду, — сказал он.

Огромный кулак хлестнул по лицу Девяти Смертей, огромные руки пытались схватить его тело. Но гигант поймал лишь смех. Легче ударить мерцающий огонь. Легче поймать клубящийся дым.

Круг стал печью. Лезвия жёлтой травы под ногами стали языками жёлтого пламени. Пот, слюна и кровь капали на них, как жир с готовящегося мяса.

Девять Смертей зашипел, как вода на раскалённых углях. Шипение превратилось в рёв — железо, брызжущее из горна. Рёв стал громким рыком — сухой лес в огне. И тогда он дал волю своему мечу.