Последний довод королей

Серый металл описывал обжигающие круги, вырубал бескровные дыры в синей плоти, звенел по чёрному железу. Гигант исчез, и клинок вонзился в лицо одного из людей, державших щиты. Его голова разорвалась и брызнула кровью на другого, в стене щитов круга образовалась дыра. Остальные отшатнулись, щиты закачались, и круг раздулся от их страха. Они боялись его даже сильнее гиганта, и правильно делали. Всё живое было врагом, и когда Девять Смертей порубит на кусочки эту бесовскую тварь, он примется за них.

Круг стал кипящим котлом. Толпа на стенах сверху бурлила, как сердитый пар. Земля шевелилась и вспучивалась под ногами Девяти Смертей, как кипящее масло.

Его рык стал обжигающим воплем, меч мелькал сверху вниз и лязгал по шипованным доспехам, как молот по наковальне. Гигант прижал голубую руку к бледной половине своего лица, которое корчилось, словно гнездо личинок. Клинок не попал по черепу, но отхватил верхнюю половину уха. Из раны полилась кровь, потекла двумя тонкими струйками по его огромной шее и не останавливалась.

Огромные глаза расширились, и гигант прыгнул вперёд, громогласно рыча. Девять Смертей перекатился под его молотящим кулаком, скользнул ему за спину и увидел, что чёрное железо на его ноге прилегает неплотно, что блестящая пряжка болтается. Меч метнулся туда, скользнул в прореху и глубоко вгрызся в огромную бледную лодыжку внутри. Гигант взревел от боли, развернулся, захромал на раненной ноге и упал на колени.

Круг стал тиглем. Кричащие лица людей вокруг его края плясали, как дым, текли, как расплавленный металл, и их щиты сплавились вместе.

Наконец пришло время. Утреннее солнце полыхало, ярко блестело на тяжёлом нагруднике, отмечая цель. Наступил прекрасный миг.

Мир горел, и, словно скачущее пламя, Девять Смертей отклонился и выгнулся назад, высоко поднимая свой меч. Работа Канедиаса, Мастера Делателя, и ни один клинок не был наточен острее. Его смертоносное лезвие прочертило длинный разрез на чёрных доспехах, проникло через железо в мягкую плоть, высекая искры и брызгая кровью, и визг истязаемого металла слился с воплем боли из перекошенного рта Наводящего Ужас. Рана, которую нанёс ему меч, была глубокой.

Но недостаточно глубокой.

Огромные руки гиганта скользнули за спину Девяти Смертей и заключили его в удушающие объятья. Края чёрного металла вонзились в плоть в дюжине разных мест. Гигант подтаскивал его всё ближе и ближе, и неровный шип вонзился в лицо Девяти Смертей, проткнул щёку, царапнул по зубам, воткнулся в язык и наполнил рот солёной кровью.

Хватка Наводящего Ужас была тяжелее гор. Каким бы жарким ни был гнев Девяти Смертей, как бы он не извивался, не бился, и как бы яростно не вопил — его держали так же крепко, как холодная земля держит похороненных мертвецов. Кровь текла из его лица, и из спины, и из огромной прорехи в доспехах Наводящего Ужас — она пропитывала одежду и пылающим жаром растекалась по коже.

Мир горел. А над печью, над котлом кивал Бетод, и руки гиганта сжимались всё крепче.

Ищейка шёл по запаху. Он редко его подводил, нюх-то, и Ищейка чертовски надеялся, что нос не подведёт и теперь. Запах стоял тошнотворный — словно сладкие булочки передержали в печи. Ищейка вёл остальных по длинному коридору, вниз по тенистой лестнице, крался во влажной темноте запутанных внутренностей замка Скарлинга. Теперь он не только чуял что-то, но и слышал, и на слух оно было так же неприятно. Женский голос, который тихо и низко напевал. Странный напев, на языке, которого Ищейка не понимал.

— Это, наверное, она, — пробормотал Доу.

— Этот звук мне совсем не нравится, — прошептал Ищейка в ответ. — Звучит как магия.

— А чего ты ждал? Она ж ёбаная ведьма, или кто? Я обойду сзади.

— Нет, погоди… — Но Доу уже крался в другую сторону, ступая мягко и тихо.

— Бля. — Ищейка пошёл на запах, крался по коридору. Молчун шёл сзади, а напевы становились всё громче и громче. Из-под арки появилась полоска света, Ищейка приблизился к ней, прижавшись к стене, и заглянул за угол.

Комната выглядела как настоящее логово ведьмы. Тёмная, без окон, и в стенах ещё три чёрные двери. Она освещалась лишь одной жаровней в дальнем конце, раскалённые угли которой отбрасывали на всё грязно-красный свет и источали тот тошнотворный сладкий запах. Повсюду стояли пузырьки и колбы, валялись связки веток и травы, сушёные цветы свисали с засаленных балок, отбрасывая в углы странные тени, словно качающиеся повешенные.

Над жаровней спиной к Ищейке стояла женщина. Её длинные белые руки были широко разведены в стороны и сияли от пота. На запястьях блестело золото, сзади растрёпанные чёрные волосы. Ищейка, может, и не знал слов, которые она пела, но мог догадаться, каким тёмным делом она занимается.

Молчун поднял лук, приподняв бровь. Ищейка покачал головой, молча вынув нож. Стрелой её убить нелегко, и кто знает, что она может сделать после выстрела? Холодная сталь в шею не оставляла ничего на долю случая.