Они вместе прокрались в комнату. Воздух там был горячим, густым, как болотная вода. Ищейка крадучись пошёл вперед, стараясь не дышать — он не сомневался, что сто́ит вздохнуть, как вонь его тут же придушит. Он потел, или в комнате было так сыро, во всяком случае, его кожа моментально покрылась каплями росы. Ищейка выбирал, куда поставить ногу, отыскивая путь среди всего этого хлама, разбросанного по полу — ящики, связки, бутылки. Он сжал влажную ладонь на рукояти ножа, глядя на точку между лопатками ведьмы — на точку, в которую он ударит…
Его нога задела кувшин, и тот застучал. Голова женщины дёрнулась, напев резко смолк на её губах. Тощее белое лицо, бледное, как у утопленника, чёрные узоры вокруг прищуренных глаз — голубых глаз, холодных, как океан.
Круг затих. Люди по его краям замерли, их лица обмякли, и щиты безвольно повисли. Толпа у них за спинами, люди прижавшиеся к парапету наверху — все неподвижно застыли и притихли, как покойники.
Несмотря на всю безумную ярость Девятипалого, несмотря на всю его изворотливость и борьбу, гигант брал верх. Толстые мышцы изгибались под синей кожей, огромные руки Наводящего Ужас сжимались всё сильнее и медленно выжимали из Девятипалого жизнь. Вест ощутил во рту горечь беспомощного разочарования. Всё, что он сделал, и что перенёс, и все эти потерянные жизни — всё было напрасно. Бетод останется на свободе.
А потом Девятипалый издал животный рык. Наводящий Ужас всё ещё держал его, но его синяя рука теперь дрожала от напряжения. Словно он внезапно ослаб, и больше сжимать не мог. Каждая жила в теле Веста натянулась. Толстый ремень щита врезался в ладонь. Челюсти стиснулись так крепко, что заболели зубы. Два бойца сцепились, напрягая каждую свою частичку, но всё-таки были совершенно неподвижны, заледенели в центре круга.
Ищейка бросился вперёд, подняв нож.
— Стой.
Он вмиг замер. Ищейка никогда не слышал такого голоса. Одно слово — и в его голове не осталось ни единой мысли. Он уставился на бледную женщину, раскрыв рот, едва дыша, желая, чтобы она произнесла следующее.
— Ты тоже, — сказала она, взглянув на Молчуна, и лицо у него обмякло, он ухмыльнулся, чуть не выронив лук.
Она осмотрела Ищейку сверху донизу, а потом надула губы, словно сильно разочаровалась.
— Разве так ведут себя гости?
Ищейка моргнул. Какого чёрта он думал, вламываясь сюда с обнажённым клинком? Он поверить не мог, что совершил такое и покраснел до корней волос.
— Ой… извините… во имя мёртвых…
— Гхм! — сказал Молчун, отбрасывая лук в угол комнаты, словно внезапно осознал, что держал в руках дерьмо, а потом озадаченно уставился на стрелу.
— Так-то лучше. — Она улыбнулась, и Ищейка понял, что ухмыляется, как идиот. Возможно, изо рта у него потекла слюна, совсем немного, но это его не сильно волновало. Пока она продолжала говорить, всё остальное казалось не особенно важным. Она поманила их, её длинные белые пальцы шевельнулись в густом воздухе. — Нет нужды стоять так далеко от меня. Подойдите ближе.
Он и Молчун жадно, как дети, спотыкаясь, бросились к ней. Ищейка чуть с ног не сбился, стараясь угодить, а Молчун по пути врезался в стол и едва не свалился ничком.
— Меня зовут Кауриб.
— Ох, — сказал Ищейка. Самое прекрасное имя в мире, как пить дать. Удивительно, как единственное слово может звучать столь прекрасно.
— Меня зовут Хардинг Молчун!
— Ищейка, так меня зовут, из-за острого нюха, и… э-э-э… — Во имя мёртвых, как же тяжело было соображать. Ему ведь нужно было сделать что-то важное, но он, хоть убей, не мог вспомнить, что.
— Ищейка… идеально. — Её голос успокаивал, как тёплая ванна, как нежный поцелуй, как молоко и мёд… — Пока не засыпай! — Ищейка повернул голову, раскрашенное лицо Кауриб расплылось чёрно-белым пятном прямо перед ним.
— Извините! — прохрипел он, снова покраснев и пытаясь спрятать нож за спиной. — Правда, извините за клинок… понятия не имею, зачем…
— Не волнуйся. Я рада, что ты его принёс. Думаю, лучше всего будет, если ты ударишь им своего друга.
— Его? — Ищейка покосился на Молчуна.
Молчун ухмыльнулся и кивнул ему в ответ.
— Ага, точно!
— Да, точно, хорошая мысль. — Ищейка поднял нож, который весил, казалось, тонну. — Э-э-э… хотите, чтобы я ударил его в какое-то конкретное место?
— В сердце будет в самый раз.
— Да, вы правы. Точно. В сердце. — Молчун повернулся к нему, чтобы ударить было удобнее. Ищейка моргнул, вытер пот со лба. — Ладно, приступим. — Проклятье, как же у него кружилась голова. Он посмотрел на грудь Молчуна, желая убедиться, что точно попадёт с первого раза, и не поставит себя снова в неловкое положение. — Ладно…
— Живо! — прошипела она ему. — Просто вты…
Лезвие топора с хрустом аккуратно раскололо её голову до середины, до самого подбородка. Брызнула кровь, залив лицо Ищейки, и тонкое тело ведьмы рухнуло на камни, словно было сделано из тряпок.
Доу нахмурился, дёргая древко топора и так и этак, пока лезвие с тихим чавкающим звуком не вышло, наконец, из разбитого черепа Кауриб.
— Эта сука слишком много болтает, — проворчал он.