Последний довод королей

— Они вас пытали. Я помню… вас привели ко мне.

— Да.

Фаррад сглотнул. Словно одних воспоминаний достаточно, чтобы вызвать у него тошноту. Он взглянул на Инея, и розовые глазки сердито смотрели на него в ответ, не моргая. Фаррад взглянул вокруг на грязную, покрытую пятнами крови комнату, на треснутые плиты, на покрытый зарубками стол. Задержал взгляд на бумаге с признанием.

— После всего, что они с вами сделали — как вы можете этим заниматься?

Глокта продемонстрировал Фарраду беззубую ухмылку.

— После того, что они со мной сделали — как я могу заниматься чем-то другим?

— Почему я здесь?

— По тем же причинам, по которым сюда попадают и все остальные. — Глокта посмотрел, как Иней положил тяжёлые кончики пальцев на бумагу с признанием и медленно придвинул по столу к узнику. — Чтобы сознаться.

— Сознаться в чём?

— Как в чём? В том, что вы шпионите на гурков.

Лицо Фаррада недоверчиво сморщилось.

— Я не шпион! Гурки у меня отняли всё, я сбежал из дома, когда они пришли! Я невиновен, вы-то должны понимать!

Разумеется. Как невиновны были все шпионы, которые сознались в этой комнате за последние несколько дней. Но все сознались, без исключения.

— Вы подпишете бумагу?

— Мне не в чем сознаваться!

— Почему никто не может ответить на вопрос, который я задаю? — Глокта потянул больную спину, пошевелил хрустнувшей шеей из стороны в сторону, потёр двумя пальцами переносицу. Ничего не помогало. Но ничего никогда и не помогает. Почему им всем нужно всё так усложнять — для меня и для них самих? — Практик Иней, вы не могли бы показать мастеру нашу работу?

Альбинос вытащил из-под стола помятое оловянное ведро и бесцеремонно вывалил содержимое перед узником. Застучали зубы, покатились и закрутились по дереву. Сотни зубов. Зубы всех форм и размеров, от белых, от всех оттенков жёлтого, до коричневого. Зубы с окровавленными корнями и с клочками плоти. Пара упала с дальнего края стола и, отскакивая от мрачных плит пола, со стуком укатилась в углы узкой комнаты.

Фаррад в ужасе уставился на кровавую гору зубного материала, лежавшую перед ним. И даже сам зубной князь никогда такого не видел. Глокта наклонился вперёд.

— Осмелюсь предположить, что вы и сами вырывали раньше зуб-другой. — Узник окоченело кивнул. — Тогда вы, наверное, можете себе представить, как я устаю от этих. Вот поэтому мне на самом деле хочется закончить с вами как можно быстрее. Я не хочу, чтобы вы здесь находились, а вы-то уж точно не хотите здесь сидеть. Мы можем помочь друг другу.

— Что я должен сделать? — пробормотал Фаррад, и нервно облизал губы.

— Это несложно. Сначала подпишите признание.

— Фрофтите, — промямлил Иней, наклоняясь вперёд и смахивая с документа пару зубов, один из которых оставил на бумаге длинную розовую полосу.

— Потом назовёте еще двоих.

— Ещё двоих кого?

— Ну как же, ещё двоих гуркских шпионов, разумеется, среди ваших людей.

— Но… я не знаю шпионов!

— Тогда какие-нибудь другие подходящие имена. Вас уже называли несколько раз.

Дантист сглотнул, потом покачал головой и оттолкнул бумагу. Отважный человек, и порядочный. Но такие добродетели, как отвага и порядочность в этой комнате неуместны.

— Я подпишу. Но не буду называть невинных людей. Помилуй меня Боже, но не буду.

— Бог, быть может, вас и помилует. Но не он держит здесь щипцы. Держи его.

Огромной белой рукой Иней схватил сзади голову Фаррада, заставив дантиста раскрыть рот, сухожилия вспучились на его бледной коже. Потом засунул зажим между челюстями Фаррада и ловко раскрутил пальцами винт, пока рот узника широко не раскрылся.

— Ааах! — булькал дантист. — Аургх!

— Я знаю. И мы только начинаем. — Глокта открыл крышку ящика, посмотрел на отполированное дерево, на заточенную сталь, на блестящее стекло. Какого… В инструментах имелась непонятная прореха. — Да ради всего святого! Иней, ты вытащил отсюда щипцы?

— Неф, — проворчал альбинос, сердито качая головой.

— Проклятье! Неужели эти мерзавцы не могут пользоваться своими инструментами? Иди в соседнюю дверь и посмотри, не можем ли хотя бы позаимствовать что-нибудь.

Практик, громыхая, вышел из комнаты, тяжёлая дверь за ним осталась приоткрытой. Глокта поморщился, потирая ногу. Фаррад уставился на него, из уголка его раскрытого силой рта стекала слюна. Из коридора снаружи донесся вопль боли, и узник скосил в ту сторону выпученные глаза.

— Я приношу искренние извинения за это, — сказал Глокта. — Обычно у нас всё намного лучше организовано, но в последние несколько дней здесь творится сущий ад. Сами видите, столько хлопот.