Последний довод королей

Девять Смертей почувствовал изменение. Как первый зелёный весенний побег. Как первый тёплый ветерок в начале лета. В том, как Наводящий Ужас держал его, таилось послание. Его кости больше не стонали, угрожая взорваться. Сила гиганта уменьшилась, а сила Девяти Смертей возросла.

Он втянул воздух, и его ярость запылала жарко, как прежде. Медленно, медленно он оттащил лицо от плеча гиганта, почувствовал, как металл выходит из его рта. Он извивался и извивался, пока его шея не освободилась. Пока он не уставился прямо в корчащееся лицо гиганта. Девять Смертей улыбнулся, потом бросился вперёд, быстро, как фонтан искр, и глубоко впился зубами в эту большую нижнюю губу.

Гигант захрипел, пошевелил руками, пытаясь оттащить голову Девяти Смертей, пытаясь убрать вгрызающиеся зубы от своего рта. Но легче было стряхнуть чуму. Хватка ослабла, и Девять Смертей вывернул руку, сжимавшую меч Делателя. Он выворачивал её, как змея изворачивается в своём гнезде, и медленно начал её высвобождать.

Голубая левая рука гиганта отпустила тело Девяти Смертей, голубая ладонь сжала запястье Девяти Смертей, но его уже было не остановить. Если побег отыщет трещину в горах, то за долгие годы его глубокие корни разорвут саму гору. Так и Девять Смертей напрягался всеми мышцами и дал времени медленно течь, шипя от ненависти в дёргавшийся рот Наводящего Ужас. Лезвие поползло вперёд, медленно, медленно, острие вонзилось в разрисованную плоть, прямо под нижним ребром гиганта.

Девять Смертей почувствовал, как горячая кровь закапала по рукояти, по стиснутому кулаку, как текла изо рта Наводящего Ужас прямо ему в рот, стекала по его шее, сочилась из ран на спине, капала на землю — как и должно быть. Медленно, мягко, клинок скользнул в татуированное тело Наводящего Ужас — вбок, вверх и дальше.

Огромные ладони цеплялись в руку Девяти Смертей, в его спину, отчаянно искали способ, который мог бы остановить жуткое продвижение клинка. Но с каждым мигом сила гиганта таяла, как лёд перед очагом. Проще остановить Белую реку, чем Девять Смертей. Движения его рук были похожи на рост могучего дерева — на волос за раз, но ни плоть, ни камень, ни металл не могли их остановить.

Раскрашенную сторону гиганта нельзя было ранить. Великий Гластрод сделал так, много лет назад, в Старое Время, написав слова на коже Наводящего Ужас. Но Гластрод расписал только одну половину. И теперь медленно, медленно, мягко кончик меча Делателя пересёк черту, вонзился в неразрисованную половину и впился во внутренности, протыкая Наводящего Ужас, словно мясо, изготовленное для жарки.

Гигант издал громкий высокий крик, и последняя сила истаяла из его рук. Девять Смертей разжал челюсти, крепко держа Наводящего Ужас одной рукой за спину, а другой вгоняя в него меч. Сипло рассмеялся через сжатые зубы, забулькал смехом через рваную дыру на лице. Он вколотил клинок так далеко, как только мог, и кончик вышел между пластинами доспеха прямо под мышкой гиганта, блестя красным на солнце.

Фенрис Наводящий Ужас, качаясь, попятился, по-прежнему издавая протяжный вой. Его рот раскрылся, и с губы свисала струйка красной слюны. Раскрашенная половина уже зажила, но бледная оставалась изрубленной, как фарш для пирога. Круг людей наблюдал за ним поверх щитов, замерев и разинув рты от изумления. Его ноги месили по грязи, одна рука нащупывала красную рукоять меча Делателя, вонзённого в бок по крестовину, кровь капала с навершия и отставляла на земле красные точки. Его вопль стал глухим стоном, одна нога запнулась за другую, и гигант рухнул, как срубленное дерево — упал на спину, посредине круга, широко раскинув огромные руки и ноги. Его лицо, наконец, перестало дёргаться, и повисла долгая тишина.

— Во имя мёртвых. — Это было сказано тихо, задумчиво. Логен искоса посмотрел на утреннее солнце и увидел чёрную фигуру человека, смотревшего на него сверху вниз с высокой надвратной башни. — Во имя мёртвых, я и не думал, что у тебя получится. — Мир закачался из стороны в сторону, когда Логен сдвинулся с места. Холодный воздух свистел в ране на лице, царапал воспалённое горло.

Люди, составлявшие круг, убрались с его пути. Теперь все они молчали, опустив свои щиты.

— И не думал, что у тебя получится, но когда дело доходит до убийства, нет никого лучше! Нет никого хуже! Я всегда так говорил!

Логен проковылял через открытые ворота, нашёл проход под аркой и начал взбираться по шатким ступеням, по кругу и по кругу. Его сапоги шуршали по камню и оставляли позади тёмные пятна. Кровь капала — кап-кап-кап — с качавшихся пальцев его левой руки. Каждая мышца болела. В него впивался голос Бетода.

— Но всё-таки я посмеялся последним, а, Девять Смертей? Ты всего лишь лист на воде! И в любом случае дождь смоет тебя!

Логен продолжал хромать, рёбра горели, челюсти плотно стиснуты, плечо задевало изогнутую стену. Вверх и вверх, кругом и кругом, и следом эхом отдавалось его хриплое дыхание.

— У тебя никогда ничего не будет! Ты всегда будешь никем! Ты не сможешь делать ничего, кроме трупов!