— И в любом случае, куда мне податься? Клянусь, у меня нет ни одного друга или родственника во всех Срединных землях. Хотите, чтобы я пряталась в лесах, разжигала огонь, натирая палочки друг о друга, и с голыми руками охотилась на белок? И как, чёрт возьми, мне в таких обстоятельствах оставаться пьяной? Нет, спасибо, мне здесь безопаснее, и намного удобнее. У меня есть уголь для камина и битком набитый погреб. Я могу продержаться долгие месяцы. — Она мягко махнула рукой в сторону стены. — Гурки идут с запада, а мы в восточной стороне города. Думаю, даже во дворце я была бы в меньшей безопасности.
— Хорошо, я склоняюсь перед вашими доводами. Или склонился бы, если бы моя спина позволяла.
Она уселась напротив.
— Ну а как там, в коридорах власти?
— Прохладно. В коридорах такое часто бывает. — Глокта постукал пальцем по губам. — Я оказался в сложной ситуации.
— У меня в таких есть некоторый опыт.
— Эта ситуация… запутанная.
— Что ж, тогда расскажите словами попроще, которые поймет даже такая туповатая девица, как я.
— Словами попроще, для туповатой девицы, тогда, представьте себе… отчаянно нуждаясь в определённых услугах, вы пообещали свою руку двум очень богатым и влиятельным мужчинам.
— Хм. Неплохо бы найти хоть одного.
— В этом конкретном случае лучше всего — никто из них. Оба старые и исключительно уродливые.
Она пожала плечами.
— Богатым и влиятельным уродство легко простить.
— Но оба этих поклонника склонны к насильственным проявлениям ревности. К опасным проявлениям, если ваши распутные измены станут достоянием общественности. Вы надеялись на каком-то этапе освободиться от того или другого обещания, но сейчас приближается дата обеих свадеб, и вы понимаете, что всё ещё… плотно связаны с обоими. На самом деле даже плотнее, чем прежде. Что скажете?
Она поджала губы и глубоко вздохнула, раздумывая, а потом театрально забросила за плечо прядь волос.
— Я бы обоих довела до безумия своим несравненным остроумием и неувядающей красотой, а потом устроила бы между ними дуэль. В качестве награды за победу пообещала бы свою руку, и ни один даже не заподозрил бы, что в точности то же самое обещано и его сопернику. И коли уж он стар, то я бы искренне надеялась, что он немедленно умрёт, оставив меня богатой и уважаемой вдовой. — Она ухмыльнулась, вздёрнув носик.
Глокта моргнул.
— Боюсь, метафора утратила точность.
— Или… — Арди покосилась на потолок, а потом щёлкнула пальцами. — Я бы воспользовалась своими коварными женскими хитростями… — она расправила плечи и выпятила грудь, — чтобы заманить в ловушку третьего мужчину, ещё более влиятельного и богатого. Молодого, привлекательного и, надо полагать, подвижного, раз уж мы говорим метафорами. Я бы вышла за него и с его помощью уничтожила тех двоих, оставив их без гроша и в печали. Ха! Что думаете?
Глокта почувствовал, как дёргается его глаз, и прижал к нему руку.
— Третий поклонник, — прошептал он. — Эта мысль мне в голову не приходила.
Стул Скарлинга
Далеко внизу пенилась и бурлила вода. Ночью шёл сильный дождь, теперь из-за него река высоко поднялась, и сердитый поток бессмысленно вгрызался в основание утёса. Холодная чёрная вода и холодные белые брызги на фоне холодной чёрной скалы. И крошечные очертания — жёлто-золотые, жгуче-оранжевые, ярко-пурпурные, все цвета огня, блуждающие и исчезающие в безумных течениях, какой бы дождь их не смывал.
Листья на воде, прямо как Логен.
А сейчас, похоже, дождь смоет его на юг. В какое-то очередное сражение. Убивать людей, которые о нём никогда не слышали. От этой мысли его начинало тошнить. Но он дал слово, а мужчина, который не держит слова, вовсе не мужчина. Так говорил Логену его отец.
Он много лет провёл, не особенно держась ни за что. Его слово, слова его отца, жизни других людей — всё для него не имело значения. Сгнили все обещания, что он давал своей жене и детям. Он нарушал своё слово, данное им своему народу, своим друзьям и самому себе — больше раз, чем смог бы сосчитать. Девять Смертей. Самый страшный человек на Севере. Человек, который всю свою жизнь ходил по кровавому кругу. Человек, который в своей жизни не делал ничего, кроме зла. И всё это время он смотрел на небо и пожимал плечами. Винил того, кто оказывался ближе, и говорил себе, что у него не было выбора.
Бетод умер. Логен наконец отомстил, но мир не стал мгновенно лучше. Мир остался прежним, как и сам Логен. Он расставил пальцы на влажном камне — они скрючились и дрожали от дюжин старых травм, костяшки покрылись царапинами и коростой, ногти потрескались, и под ними скопилась грязь. Некоторое время он смотрел на знакомый обрубок пальца.
— Всё ещё жив, — прошептал он, почти не веря в это.