— Время гордыни прошло! — прорычал Сульт. — Нужно хвататься за любой шанс, чтобы не дать Броку и остальным влезть на трон. Надо искать компромиссы, какими бы болезненными они не были, и нужно заключать любые союзы, какие только возможно. Ступайте! — прошипел он через плечо, скрестив руки и возвращаясь к шелестевшим бумагам. — Заключите сделку с Маровией.
Глокта сухо поднялся со стула.
— И Глокта! — он поморщился и обернулся. — Наши с Маровией цели могут сейчас и совпадать. Но доверять ему нельзя. Ступайте осторожно.
— Разумеется, ваше преосвященство.
Личный кабинет верховного судьи Маровии был большим, как амбар. Потолок украшала старая лепнина, скрытая в тенях. Хотя было только за полдень, густой плющ за окном и грязь на стёклах погружали кабинет в постоянный сумрак. На всех поверхностях валялись шаткие кипы бумаг. Связки документов, перетянутые чёрными ленточками. Стопки бухгалтерских книг в кожаных переплётах. Кучи пыльных пергаментов, исписанных витиеватым почерком, запечатанных огромными печатями красного воска с позолотой. Выглядело, как свод законов королевства.
— Наставник Глокта, добрый вечер. — Сам Маровия сидел за длинным столом у пустого камина, готовясь обедать, и все тарелки в комнате искрились от света мерцающего канделябра. — Надеюсь, вы не возражаете, если я поем, пока мы будем говорить? Конечно, я бы предпочёл обедать с комфортом в своих покоях, но всё чаще и чаще приходится есть здесь. Столько нужно сделать, понимаете? А один из моих секретарей, похоже, без предупреждения взял выходной. —
Глокта облизал пустые дёсны, усаживаясь на стул напротив судьи.
— Я бы с радостью, ваша милость, но мне не позволяют зубоврачебные законы.
— Ах, разумеется. Эти законы невозможно обойти, даже верховному судье. Сочувствую вам, наставник. Для меня одно из самых больших удовольствий — это хороший кусок мяса, и чем кровавей, тем лучше. Всего лишь покажите ему огонь, как я всегда говорю своему повару. Только покажите. —
— Его преосвященство в курсе, что я здесь.
— Неужели? — Маровия отрезал тоненький кусочек и положил на свою тарелку. — И с каким же посланием он вас послал? Наверное, что-то связанное с завтрашним делом в Открытом Совете?
— Ваша милость, вы испортили мой сюрприз. Могу ли я говорить прямо?
— Если знаете как.
Глокта продемонстрировал верховному судье беззубую ухмылку.
— Вся эта история с голосованием ужасно вредит делам. Сомнения, неуверенность, беспокойство. Это плохо для дела каждого.
— Для некоторых хуже, чем для прочих. — Нож Маровии царапал по тарелке — он отделил полоску жира от своего куска мяса.
— Разумеется. Особенно рискуют те, кто заседает в Закрытом Совете, и те, кто трудятся от их лица. Вряд ли им удастся действовать так же свободно, если на трон взойдет такой влиятельный человек, как Брок или Ишер. —
Маровия наколол на вилку кусочек моркови и кисло посмотрел на него.
— Прискорбное положение. Для всех заинтересованных было бы куда предпочтительнее, если бы Рейнольт или Ладислав были ещё живы. — Он немного подумал. — Во всяком случае, если бы жив был Рейнольт. Но, как бы мы не рвали волосы на голове, голосование состоится завтра. Сейчас уже сложно найти выход из положения. — Он посмотрел на Глокту поверх морковки. — Или вы можете его предложить?
— Ваша милость, вы контролируете от двадцати до тридцати голосов в Открытом Совете.
Маровия пожал плечами.
— У меня есть некоторое влияние, не могу этого отрицать.
— Архилектор может рассчитывать на тридцать голосов.
— Рад за его преосвященство.
— Не обязательно. Если вы двое будете противостоять друг другу, как и всегда, то ваши голоса ничего не значат. Победит Брок или Ишер — никакой разницы.
Маровия вздохнул.
— Какой печальный конец наших блестящих карьер.