Последний довод королей

— Тогда нам лучше потянуть время, а?

В темноте, вдалеке Логен слышал гулкий лязг и стук кузнецов и плотников.

— Они там строят. Всё, что понадобится, чтобы взобраться по нашей стене, чтобы заполнить наш ров. Много лестниц, и всего остального. Он возьмёт нас так быстро, как только сможет, Бетод-то, но если придётся, то возьмёт и медленно.

Ищейка кивнул.

— Ну, как я и сказал. Лучше всего будет держаться до конца. Если всё пойдет по плану, то Союз скоро будет здесь.

— Лучше бы им прийти. Планы часто рушатся, когда на них полагаешься.

Такая сладкая печаль

— Его великолепие, великой герцог Осприйский, желает лишь самых добрососедских отношений…

Джезалю ничего не оставалось, кроме как сидеть и улыбаться, и он сидел и улыбался весь этот бесконечный день. Его лицо и зад уже болели. Посланник бубнил, не стихая, и сопровождал свою речь цветистыми жестами рук. Изредка он перекрывал реку болтовни, чтобы переводчик мог перевести его банальности на общий язык. Мог бы и не трудиться.

— …великий город Осприя всегда почитал за честь числить себя среди ближайших друзей вашего прославленного отца, короля Гуслава, и теперь единственно желает продолжить дружбу с правительством и народом Союза…

Джезалю пришлось сидеть и улыбаться всё долгое утро, на своём украшенном драгоценностями стуле, на высоком мраморном помосте, всё то время, пока посланники со всего мира являлись, чтобы льстиво изъявить своё уважение. Он сидел, когда солнце поднялось в небе и стало безжалостно заливать светом громадные окна, блестя на позолоченной лепнине, покрывавшей каждый дюйм стен и потолка, отражаясь от огромных зеркал, серебряных подсвечников и грандиозных ваз, высекая разноцветные огни из позвякивавших подвесок трёх монструозных люстр.

— … великий герцог желает снова выразить свое братское сожаление по поводу печального инцидента прошлой весной, и уверяет, что более ничего подобного не повторится, если солдаты Вестпорта будут оставаться по их сторону границы…

Джезаль сидел весь бесконечный день, пока в комнате становилось всё жарче и жарче, и извивался, глядя, как раскланиваются и убираются прочь представители величайших правителей со всего мира с идентичными вежливыми поздравлениями на дюжине разных языков. Он сидел, пока солнце садилось, и зажигали и поднимали сотни свечей, мерцание которых отражалось в зеркалах, в темнеющих окнах и в отполированном до блеска полу. Он сидел, улыбался, и принимал восхваления от людей, о чьих странах он почти ничего даже и не слышал до того, как начался этот бесконечный день.

— … кроме того, его великолепие надеется и верит, что враждебность между вашим великим государством и империей Гуркхул вскоре подойдёт к концу, и торговля снова сможет протекать свободно по всему кругу Морей.

И посол и переводчик сделали редкую вежливую паузу, и Джезалю удалось вяло пробубнить в ответ:

— Мы питаем весьма похожие надежды. Прошу вас, передайте великому герцогу наши благодарности за чудесные дары. — Тем временем два лакея подняли тяжёлый сундук и поставили его к остальному вычурному хламу, который Джезаль набрал за этот день.

В помещении снова полилась стририйская болтовня.

— Его великолепие желает передать свои искренние поздравления по поводу вашего приближающегося бракосочетания с принцессой Терезой, жемчужиной Талина, несомненно, самой прекрасной женщиной во всём Земном круге. — Джезалю изо всех сил удалось выдавить натянутую ухмылку. Сегодня ему так часто говорили об этом браке, как о решённом деле, что он уже утратил желание исправлять это недоразумение, и сам начал считать себя помолвленным. Ему хотелось лишь, чтобы эти аудиенции наконец закончились, и он смог отдохнуть.

— Его великолепие также проинструктировал нас пожелать вашему августейшему величеству долгого и счастливого правления, — объяснил переводчик, — и множества наследников, чтобы ваша династия продолжала своё славное правление. — Джезаль растянул улыбку ещё немного и склонил голову:

— Желаю вам всего хорошего!

Осприйский посланник театрально поклонился, взмахнув своей громадной шляпой, разноцветные перья которой восторженно затрепетали. Затем он, шаркая, попятился по блестящему полу, по-прежнему склонившись. Каким-то образом ему удалось добраться до коридора, не грохнувшись на спину, и огромные двери, украшенные золочёными листьями, тихо закрылись за ним.

Джезаль сорвал корону с головы и швырнул на подушку возле трона, потирая одной рукой натёртые отметины на вспотевшем лбу, а другой расстёгивая расшитый воротник. Ничего не помогало. Он всё так же чувствовал тошноту, слабость, и ему было до жути жарко.

Хофф уже вкрадчиво подобрался к Джезалю слева.

— Ваше величество, это был последний посланник. Завтра мы будем принимать знать Срединных земель. Они жаждут выразить своё почтение…

— Много почестей и мало помощи, чёрт возьми!

Хофф наигранно выдавил смешок.

— Ха-ха-ха, ваше величество. Они ждут аудиенции с рассвета, и мы бы не хотели оскорблять их…